Фильм «Драма в кабаре футуристов № 13» признан первым кино-экспериментом в истории мирового художественного авангарда, остающимся при этом едва ли не самым загадочным ее творческим эпизодом. Ретроспективное осмысление сформировалось так, что исторический контекст, анализ жанровых характеристик и определение внутренних смыслов киноленты были подменены мифами и бездоказательными интерпретациями, сводящими этот опыт к уровню спонтанной импровизации. Мы полагаем, что исследовательский интерес к фильму был ограничен не столько утратой киноматериала и других прямых свидетельств, сколько недооценкой компенсирующих материалов. Между тем обращение к такого рода источникам открывает возможность «перефокусировки» сугубо киноцентрического взгляда в пользу иных зрелищных форм.
‹…›
Можно предположить, что выпуск этого фильма был приурочен к премьере ларионовского театрального представления 19 октября. Эффект его демонстрации в кинотеатрах был многократно усилен грандиозным скандалом, разыгравшимся на открытии кабаре «Розовый фонарь» и привлекшим внимание всей без исключения московской прессы. При всей разноречивости описаний происшедшего в тот вечер в здании театра миниатюр М. Арцыбушевой, нет сомнений в том, что какие-то, не поддающиеся восстановлению обстоятельства воспрепятствовали театральному действу, низведя задуманную акцию до уровня заурядной хулиганской выходки.
Провал премьеры не обескуражил Ларионова, и вскоре последовал новый анонс:
«Вместо угасшего „розового фонаря“, который не имел специфического „футурного“ характера, в Москве нарождается чисто-футуристическое кабаре „Кабак тринадцати“. Главарем является опять-таки М. Ф. Ларионов. Здесь будут собираться все футуристы и после официальной части программы выступать с новыми произведениями. Предполагаются диспуты лучистов, Викторианцев, кубистов, крайне-правых футуров, эго-поэтов и „всечества“. Доступ в кабаре — по рекомендации членов-учредителей, а для остальной публики ограничен десятирублевой входной платой».
Это объявление не имело, пожалуй, никаких реальных последствий, кроме следующих: во-первых, оно хронологически предшествовало киносъемкам — паллиативу ларионовского проекта, утратившего актуальность после декабрьских премьер в петербургском «Луна- парке», а во-вторых, название нового кабаре предопределило топографию действа, заснятого на пленку (фильм был известен под названием «В кабаке № 13»). Однако совпадения театральных разработок Лотова — Ларионова с фабулой и семантическими узлами кинопостановки вовсе не означали их механического перенесения на экран. Можно думать, что они лишь контурно обозначили существование некоего первоначального сценического замысла, закрепить который в общей памяти стремились инициаторы киносъемок после шумного успеха конкурирующей группы. В то же время отдельные фабульные детали фильма можно истолковать как защитную рефлексию авторов — в сезон 1913-14 гг. театральный мир высмеивал московских футуристов: в театре Зона, например, представлялось «с 2-х часов ночи веселое кабаре „Красный фонарь (Taverne des apaches)“. Скетч из жизни апашей „Приключение в таверне“».
Принимая эти предположения, следует учесть профессиональную осведомленность современников и отвергнуть истолкования, сводящие фильм к рефлексии по поводу коммерческих киножанров либо к незатейливому эпатажу. Совокупность данных позволяет установить жанровую тональность этого опыта как автопародию с макабрическими аллюзиями, внутренними «репликами» и «ремарками», вписанными в фабульный артефакт. В таком случае можно согласиться лишь с одной оценкой этого своеобразного палимпсеста: «То, что сделали футуристы, не было ни пародией, ни фильмом».
Янгиров Р. Смерть поэта: Вокруг фильма «Драма в кабаре футуристов № 13» // Седьмые Тыняновские чтения: материалы для обсуждения. Рига; М., 1995/1996.