Е. Л. ШВАРЦУ

17 июня 1955 г.
Ялта

Дорогой Евгений Львович, я старался Вас развлечь во время болезни и пробовал писать веселые письма. Теперь, по полученным мною сведениям, — сценарий одобрен и, увы, — юмор кончается. Как писали Ильф и Петров: «Кончается антракт и начинается контракт».

Очень боюсь сокращений. Сделать их совсем не просто (тут я с Чирсковым не согласен). Суть в том, что жанр сценария в сочетании приключений (которых не может быть мало) с трогательностью и комичностью центральных образов (что нельзя заразительно сделать в коротких кусках).

Очень прошу Вас, если Вам это позволено — подумать о плане сокращений. Мне кажется, что механическим изъятием дело не может ограничиться.

Нужно в некоторых (наиболее недорогих для нас сценах) частях сценария придумать иной прием ведения действия, а не превращение диалога в культяпки.

Мне было бы очень жалко, если бы сократилась история с клеткой и с возвращением домой.

Осла Санчо, которого по непонятной мне причине (может быть, он тоже испанист?) ненавидит Державин, — можно и пожертвовать, но это очень коротенькие сценки, а я чувствую, что сокращения необходимы значительные.

Можно подумать о перенесении сцены голосов (после болезни) в последнюю сцену. Но это все дает очень мало.

Как Вам нравится такое начало картины: еще в темноте страшно взволнованный шепот: «Вы только подумайте, сеньоры, этот несчастный решил посвятить свою жизнь защите угнетенных и обиженных, — на экране появляется экономка, обращающаяся как бы и к своим собеседникам, и к зрительному залу, — а вы знаете, он отказался от своего имени Алонсо Кихано, и вы знаете, как он назвал себя?»

И тут поет труба и на экране появляется: «Дон Кихот» и все пр.

Это я пишу Вам без всякого убеждения в том, что в подобном начале есть нечто неслыханно прекрасное.

А главное, выздоравливайте.

Надеюсь, скоро увидимся.

Привет Катерине Ивановне.

Ваш Г. Козинцев.

‹…›

 

В письме от 9 мая 1956 г. Шварц писал: «Только вчера получил я, наконец, открытку от Дмитрия Дмитриевича. Подлинник сохраняю как автограф. Выписываю ее целиком: „Дорогой Евгений Львович! Я не понял Вашего письма. Я Вас очень люблю и желаю Вам всегда всего лучшего, чего можно пожелать. Очень люблю Григория Михайловича. И ужасно боюсь, что вы оба на меня сердитесь. Я очень себя сейчас плохо чувствую. У меня упадок сил и полная неспособность к работе. Не сердитесь на меня, но, по-видимому, я не смогу написать музыку к ʻДон Кихотуʼ. Крепко жму руку. Ваш Шостакович“. ...Он не написал „решительно отказываюсь“, а „по-видимому, не смогу“. Может быть, набраться жестокости и сообщить ему крайний срок?»

‹…›

23 мая 1956 г.
Ялта

Дорогой Евгений Львович,

я вам давно не писал, потому что, откровенно говоря, к вечеру совсем устаю и валюсь со всех четырех, разбитых старостью и усталостью копыт.

У меня очередной припадок отвращения к собственной деятельности. Это тяжко, когда кажется, что все не выходит, все не так получается, как представлялось.

И опять это удручающее чувство, что ни Вы, ни Сервантес тут не виноваты.

Уже снял полянку с Андресом [Сцена спасения Дон Кихотом пастушонка Андреса. — Примеч. ред.]. Худо. Сияет зеленый анилин цветного кино. По-старому хорош Толубеев.

Еще снял начало ущелья.

Теперь начал Бараторию. ‹…› Чудные испанцы (40 штук!) и очень милый «Ромэн». Так нет солнца. А стоит все это очень дорого, и вот — просвет, паника и все куда хуже, чем получалось на репетиции.

И вот, кончается день и наступает не сладкая усталость после любви и искусства, но тяжелая ломота в суставах Холстомера, после работы на жаре.

Хорошо у Вас в Комарово. То, се, кооперация напротив, знакомые заходят. Ни тебе «полезного метража», ни цветного кино.

Не забывайте меня и пишите, я очень радуюсь, когда приходят от Вас письма.

Большой привет Катерине Ивановне. Валя и Сашка машут ручками.

Как здоровье Державина? Передайте ему, что я часто и очень хорошо вспоминаю его.

Ваш Г. Холстомер

23. V.

 

‹…›

26 мая 1956 г. Шварц написал Козинцеву: «...Пишу на студии, посмотрев материал. Так как хвалить Вы не разрешаете, то выписываю недостатки. В первом ролике, когда Санчо въезжает на осле, а женщина жалуется, — почему-то было ощущение, что на экране пустовато, не было ощущения толпы. Показалось, что толпа слишком организованна. ...Моя нелюбовь к цвету не прошла. Скалы кажутся крашеными». Весь остальной просмотренный материал Шварц хвалит.

‹…›

 

30 мая 1956 г.
Ялта

Катастрофическое положение: сценарий продолжает нравиться. Ужас какой-то!

Козинцев Г. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 5. Л.: Искусство, 1984.