1990, январь. В Ленинграде в издательстве «Советский писатель» выходят дневники драматурга Евгения Шварца «Живу беспокойно...», которые он вел с 1942 по 1957 гг.

На 60-летии Евгения Шварца в 1956 г. Михаил Зощенко поприветствовал юбиляра так: «С годами я стал ценить в человеке не молодость его, и не знаменитость, и не талант. Я ценю в человеке приличие. Вы очень приличный человек, Женя». Выжить и заслужить репутацию приличного человека, пройдя путь от провинциального мальчика начала века, мучимого туманными литературными амбициями, до блестящего профессионала, овладевшего тончайшими нюансами советского эзопова языка, в те годы и в той среде, где обитал драматург, — этот факт на полном основании можно назвать чудом, исключительным случаем. Чудом можно считать многие события биографии Евгения Шварца, к примеру его прямое попадание в эпицентр литературной жизни Петрограда
1920-х годов — к «Серапионовым братьям», в знаменитый Дом искусств «Сумасшедший корабль», где он был испуган «уже призрачными» Сологубом, Ходасевичем, где свел знакомство с «ненавистными и любимыми» Чуковским, Слонимским, Житковым, Шкловским, Маршаком, Тыняновым, Кавериным, Пантелеевым, а также в редакцию «Ежа», где обрел «злейших друзей» — Хармса, Заболоцкого, Олейникова. Чудом можно считать и то, что в атмосфере «чумы, гибели, ядовитости самого воздуха» второй половины 1930-х годов Шварцу удалось создать новый, собственный жанр: «Уж лучше сказки писать. Правдоподобием не связан, а правды больше». Дневники Шварц вел, начиная с 1926 года. Уезжая в эвакуацию в 1941 году, он сжег написанное, а оправившись от дистрофии, возобновил свои записи. Стиль дневников не имеет ничего общего с легким, отточенным, ироничным языком его лучших пьес — дневник подчеркнуто, до скучного прозаичен, иногда даже натужен: таков, например, комментарий к собственной телефонной книжке. Шварц пишет «не для печати», но все же так, что не только гэпэушник не порадуется, но и никто из знакомых не обидится. И современность, и прошлое процежены и очищены фильтром самой беспощадной цензуры — цензуры приличия. Но и среди «приличного», и среди «упрятанного», в портретах современников, в смешных и страшных автобиографических деталях обнаруживаются драгоценные подробности бытия выдающегося писателя и его эпохи. Иван Соллертинский язвительно и остроумно назвал Шварца «Ибсеном для бедных». Злую иронию в этом замечании можно адресовать скорее «бедным», нежели «Ибсену-Шварцу». Он был призван заменить для своих современников многих и многих великих, делая двойной перевод с «современного» на «вечный» и обратно — по пути извлекая из чужих сказок и добывая для современников вечные смыслы.

Смирнова-Несвицкая М. [О Е. Шварце]// Новейшая история отечественного кино. Т. 5. СПб.: Сеанс, 2004.