Суровая расправа ожидала молодых режиссеров «Мосфильма» А. Столпера и Б. Иванова, поставивших фильм «Закон жизни» по сценарию писателя А. Авдеенко. Картина была запрещена к демонстрации в первые же дни появления на экранах. ‹…›
Судя по тому, как была разыграна эта карта, — предание картины «публичной анафеме» было главной целью начатой кампании, имевшей значительно более глубокие корни и весьма далекие цели.
Началось со статьи в газете «Правда», озаглавленной «Фальшивый фильм». Подпись автора статьи отсутствовала.
Кто стоял в тени, оставалось неясным недолго. В редакционных кабинетах стало известно, что статья, «рожденная в редакции», была направлена Сталину, который самолично прошелся по ней карандашом. Им была заново написана почти вся ее заключительная часть. Личная причастность Сталина к статье, что подтверждается и характерными для него выражениями, заставляет рассматривать ее значительно шире, чем редакционную рецензию. Следует понимать ее как установочную, как выражение определенной политической позиции. ‹…›
Статьей в «Правде» не ограничился сокрушительный разгром фильма; он был продолжен на специальном заседании в ЦК КПСС, куда были приглашены, помимо главных виновников, писатели и кинематографисты с целью преподать им предметный урок: какие следует создавать литературные произведения и кинофильмы.
На совещании присутствовал Сталин. Он сидел в стороне, скрытый колонной, за отдельным столиком. По-видимому, это было его постоянное место, и никому не было дозволено его занимать.
Участники заседания — известные писатели во главе с A. Фадеевым — В. Катаев, Н. Погодин, Н. Асеев, К. Тренев — выступали явно по необходимости. Они, понятно, критиковали фильм, но не чувствовалось в их речах энтузиазма и убежденности. Сталин говорил несколько раз, все больше и больше распаляясь. Прерванный его репликой Катаев, обескураженно простоял на трибуне наверно, с полчаса, не зная, как ему поступить — сойти или ждать конца затянувшейся реплики «Хозяина».
В сторону Авдеенко летели эпитеты: «вражеское охвостье», «человек в маске», «антисоветский пасквилянт». Заметив на нем костюм иностранного происхождения, Сталин презрительно добавил: «барахольщик». Авдеенко вспоминает, что Столпер, сидевший в мокрой от пота рубашке, начал незаметно стаскивать с себя заграничный галстук. Он находился в шоковом состоянии, резонно полагая, что вслед за Авдеенко наступит его черед. Кто-то даже пытался подсказать Сталину, что здесь присутствуют режиссеры картины, но Сталин не придал этому значения. Считая главным ответчиком писателя, он далее пренебрежительно изобразил жестом нечто похожее на то, что режиссеры только «крутят ручку», оценив этим их роль в картине.
Оставляя в стороне бранные слова, надо заметить, что Сталин сознательно выбрал объект для того, чтобы дать «бой» картине, самой по себе ничем не примечательной. Прослеживая баталии вокруг «Закона жизни» (от статьи в «Правде» до выступления на совещании в ЦК), можно без труда уловить главную цель, которую ставил Сталин.
Сводилась она в первую очередь к тому, чтобы решительно ударить по творцам, делавшим хотя бы робкие попытки показать негативные явления в советском обществе, вывести на свет отрицательные персонажи, укрывшиеся в неприкасаемых эшелонах партийно-государственного руководства. В «Законе жизни» речь шла всего лишь о комсомольском вожаке, персонаже, ограниченном по масштабам и действиям, но за ним могли появиться из-под писательского пера и более значительные фигуры, — упаси Бог! — критика системы, власти тоталитарного режима. Это заставило Сталина преподать урок, как он выразился, «о подходе к литературе». ‹…› Отвергая манеру письма Шекспира, Гоголя и Грибоедова, у которых встречались герои с отрицательными чертами характера, Сталин объявил: «Я бы предпочел другую манеру письма — манеру Чехова, у которого нет выдающихся героев, а есть „серые“ люди, но отражающие основной поток жизни». ‹…›
Сталин прямо сделал выбор, называя своим литературным героем «серого» человека. Позднее он нарекает его «винтиком», распространив это понятие на весь народ. Именно не личность, а человек-винтик больше всего был удобен сталинской камарилье. Послушный, бесправный, лишенный критического восприятия действительности.
Марьямов Г. Кремлевский цензор. Сталин смотрит кино. М.: Киноцентр, 1992.