Картина была принята Комитетом по делам кинематографии 23.05.40, получила разрешительное удостоверение от 31.05.40 и вышла на экраны 07.08.40.
17.08.40 после редакционной статьи в «Правде» «Фальшивый фильм», положившей начало очередной кампании по ревизии советского кино, разрешительное удостоверение на прокат картины было аннулировано.
Из статьи в «Правде»:
«Картину „Закон жизни“ можно было бы счесть просто одной из плохих картин, выпущенных за последнее время, если бы не некоторые особенности этого фильма. Автор картины А. Авдеенко взялся трактовать о законах жизни, поучать молодежь, утверждать те каноны морали, которым, по его мнению, должна следовать молодежь нашей страны. Но мораль фильма ложна, и сам фильм является насквозь фальшивым. Если выражаться точно, фильм „Закон жизни“ — клевета на нашу студенческую молодежь.
Клеветнический характер фильма особенно ярко проявляется в сценах вечеринки студентов-выпускников медицинского института. Авторы фильма изобразили вечер выпускников в институте, пьяную оргию: и студенты и студентки напиваются до галлюцинаций. Авторы фильма смакуют эти подробности, еще и еще раз в десятках кадров показывают сцены бесшабашного пьяного разгула. И по фильму ни администрация института, ни общественные организации, ни сами студенты, завтрашние врачи, не только не останавливают, не прекращают этого безобразия, но и сами принимают в нем активное участие.
На пьянку и разложение подбивают студенческую молодежь руководящий комсомольский работник Огнерубов — циник, внутренне гнилой человек, враг, разлагающий молодежь, через быт пытающийся внушить ей вражеские идеи. Авторы фильма дают полный простор своему герою Огнерубову, проповедующему беспорядочную любовь и разврат. По фильму выходит, что эта вражеская проповедь Огнерубова безотказно находит доступ к сердцам и умам студентов, завтрашних врачей, и „принципы“ Огнерубова реализуются тут же, в аудитории, в пьяной оргии. В этих, да и в последующих сценах фильма видно своеобразное возрождение арцыбашевщины, которой в свое время пытались отравить молодежь, отвратить ее проповедями половой распущенности от политики, от революционного движения.
Сценарист и режиссеры наделили опустошенного и подлого врага качествами „сильного человека“, всячески облагораживая его даже к концу фильма, когда, просмотрев добрых три четверти картины, зритель, наконец, видит (к своему немалому удивлению), что Огнерубова разоблачают. Конечно, происходит комсомольское собрание. Конечно, произносятся горячие речи. Конечно, зло наказано, а добродетель торжествует. Но и тогда подручные Огнерубова остаются неразоблаченными и ненаказанными.
А сам Огнерубов, оставшись одиноким, сохраняет, если верить авторам фильма, и гордость, и достоинство, и даже благородство.
Эта поза лжива насквозь, ее выдумали „творцы“ фильма.
Ибо люди, подобные Огнерубову, при всей своей вредоносности, мелкотравчаты. Когда их разоблачают, они ползают на коленях, стеная и взывая к жалости, ибо им страшно оставаться наедине с собой. Огнерубовых заглушает крепкая мужественная среда советских людей, наделенных волей, энергией, здоровой жизнерадостностью, радостным мироощущением.
В конце фильма авторы, отдавая дань духу времени, нехотя разоблачают Огнерубова, тем самым пытаясь приспособиться к нашей советской действительности, затушевать подлинное глубоко вредное существо картины. Однако разоблачение Огнерубова в фильме ничем не мотивировано — ни логикой драматургического действия, ни ситуациями фильма, ни жизненной правдой, являющейся спутницей подлинного искусства.
Авторы, видимо, рассчитывали, что „благополучным концом“ им удастся обмануть зрителя. Но и здесь авторы просчитались. Наш зритель вырос и в состоянии оценить по достоинству подобный фальшивый фильм.
Тем более странно, что некоторые газеты расценили фильм
„Закон жизни“ как „событие“ в советской кинематографии».
7.08.40 в Комитете по кинематографии состоялось обсуждение статьи, вызвавшее цепь аналогичных обсуждений на «Мосфильме», в Доме кино и т. д. На «Мосфильме», в частности, с осуждением фильма выступили А. Мачерет, Ю. Райзман, М. Ромм и др. Любопытно, что в своем ответном выступлении Б. Иванов вместо ритуального покаяния сказал о том, что основную причину критика фильма видит в его запоздалости на один-дна года, тем самым косвенно подтвердив, что прототипом Огнерубова для авторов фильма был репрессированный в 1939 году руководитель комсомола А. В. Косарев, «дело» которого, как известно, началось с обвинений в аморализме комсомольской «верхушки».
По воспоминаниям А. О. Авдеенко, вместе с Б. Ивановым
и А. Столпером он был вызван в ЦК ВКП (б) на совещание, в котором приняли участие члены Политбюро ЦК ВКП (б), а также писатели
Н. Асеев, В. Катаев, Н. Погодин, К. Тренев, А. Фадеев и другие.
Вел заседание А. А. Жданов, с пространной обличающей фильм и его создателей речью выступил И. В. Сталин, который, видимо, и был инициатором редакционной статьи.
Эти события положили начало пересмотру студийных планов, остановке в производстве целого ряда картин и невыпуску в прокат других. Непосредственным куратором от Политбюро всей кампании, судя по документам, был Председатель Совета народных комиссаров СССР В. М. Молотов.
13.05.41 на собрании творческого актива в Комитете по делам кинематографии с докладом выступил секретарь ЦК ВКП(б)
А. А. Жданов, который почти дословно повторил обвинения в адрес фильма из редакционной статьи в «Правде» и речи Сталина на совещании в ЦК ВКП (б) — «протаскивание всякого рода пошлятины, принижение идейного уровня советских граждан, протаскивание теории о практике Донжуанства, которые в „Законе жизни“ имеются, протаскивание арцыбашевщины».
Марголит Е., Шмыров В. Изъятое кино. 1924-1953. М.: Дубль Д., 1995.