Ночная тьма. Затем вдалеке, — вначале очень далеко, — можно разглядеть точку света.

Свет приближается и приобретает более конкретный образ — сперва однако фантастический, словно дело происходит в другом мире, а не на привычной земле; веет метель-поземка, иногда она прекращается, и тогда видно звездное небо и окружающий ландшафт.

Свет вблизи: несколько сильных электрических светильников или два-три прожектора освещают небольшую территорию. На этой территории находится недостроенная, но уже действующая мощная электростанция, напоминающая организм без одежды и без покровов, у которого внутренние органы работают снаружи и на виду. Станция состоит из двух главных частей, соединенных меж собой: котельной и силовой установки; котельная представляет здание со стенами, далеко не доведенными под крышу, проемы окон закрыты матами, четыре низких дымовых трубы, выходящих из скелетообразного здания котельной, работают с дутьем; силовая установка имеет законченным только фундамент — сам турбогенератор закрыт комбинацией матов, щитов и прочих временных материалов, сквозь которые в яркие просветы частично видно туловище могучей машины. На территории станции много временных устройств, некие дебри обнаженной техники. На всех устройствах — следы стужи, ветров и мороза: огромные ледяные сосульки, полосы в мерзлом снегу, как роспись ветров. Слышен напряженный, высокий, непрерывный звук работающей станции, иногда заглушаемый шумом метели и затем вновь возникающий.

В краткий перерыв метели, когда делаются видными звезды на небе, виден также и окружающий ландшафт: силуэты гор справа и необозримая даль равнины, мерцающей снегом, прямо вперед и слева. Это Урал или Предуралье. Фантастичность и мощность пейзажа находится во внутреннем родстве с фантастичностью самой электростанции, работающей почти «голой» на открытом месте, как в таком же родстве находятся и звуковые элементы: завывающая поземка и высокая мелодия работающих машин станции.

Железнодорожная станция возле электрической станции. С мощным усилием паровоз везет состав с углем, пробивая грудью и светом метель, бьющую машине в лоб. ‹…›

В окно видна работающая электрическая станция — тот же вид ее, что в первых кадрах, и пелена поземки постепенно застилает свет огней электростанции — темно за окном. Ольга глядит в темное окно.

Ольга. Алеша, где ты сейчас? Отчего ты не пишешь нам — что с тобой случилось? Алеша, ответь, что ты жив, а мы будем ждать тебя!

Ольга берет плошку с засохшим цветком и приближает его к своему лицу.

Ольга (цветку). Скажи мне, где Алеша… Ты в земле живешь — тебе видно: в могиле он, или живет еще на свете?.. Ты не знаешь, ты сам умер и молчишь. Ничего: будешь с нами теперь — может, отогреешься еще… Кто же знает, кто мне ответит, я больше уже не могу!

‹…›

Подоконник в жилище Ивановых. На подоконнике цветок в плошке. Солнечный зайчик светит на подоконнике возле плошки. зайчик движется — он перемещается на сухой поникший стебелек цветка и светит в него в упор.

К подоконнику подходит Настя и осторожно трогает пальцем солнечный свет.

Настя. Петрушка, смотри — время пришло, это солнце!

Петрушка выходит из сумрачной глубины комнаты к светлому подоконнику; на Петрушке одет материн и бабушкин фартук, в одной руке его полуочищенная картошка, а в другой — нож. Петрушка трогает солнечный свет концом ножа.

Петрушка. Тепла-то нету — какое это солнце? Это луна!

Солнце играет в небе над мрачными горами. Как бывает весною — на лике солнца меняется видимое световое напряжение (обусловленное потоками взволнованного воздуха в атмосфере), и солнце как бы «играет».

Потоки ручьев мчатся со взгорий. В природе шум весны.

Подоконник в комнате. У подоконника одна Настя. Световой зайчик сошел с цветка и светит на подоконнике. Настя кладет пальчик на световое пятно и нюхает цветок.

Настя. Петрушка! Он пахнет, он живой!

Петрушка появляется в фартуке, со сковородкой в руке. Он нюхает цветок.

Петрушка. Не пахнет — он сохлый!

В комнату входит мать — Ольга. В комнате горит очаг.

Ольга. Ну, как вы тут?..

Настя. У нас солнце было!

Петрушка. Суп готов, картошку жарить надо.

Ольга. Давай я сама пожарю, и сразу обедать будем. Я вам колбасы принесла.

Приходит Степан. Раздевшись, он осмотрел, что варится на очаге.

Степан (Петрушке). Чего же ты? А второе где? У, сопляк!

Ольга. На второе колбаса будет…

Степан. Чего колбаса!.. Колбаса — сухомятка!

Входит Марфа Никитишна и сразу подает письмо Ольге, которое она несла в руке не пряча.

Ольга быстро читает письмо и, прочтя его, остается с закаменевшим лицом. Марфа Никитишна садится и вытирает глаза концом головного платка.

Степан (весь изменившись, почти в слезах). Отца убили?

Марфа Никитишна машет на него рукой.

Бабушка. Нету, нету, не убили пока… У него раны большие были, его из госпиталя в тыл увезли, и теперь справляются — неизвестно, где он.

Настя вытирает ладонью оконное стекло и глядит в окно.

В окно видны горы, весенние леса, свет солнца, освещающий природу.

Настя (обращаясь туда, куда смотрит). Папа, где ты?

‹…›

 

Долго шел поезд через пространства родины на запад

Ольга в жестком вагоне сидит у окна. Ее сосед, сержант, играет на гармони.

за окном — избушка на взгорье с журавлем у колодца.

за окном — дедушка и внучек идут по полю, на котором уже есть проталины, следы весны.

за окном — корова глядит добрыми глазами на проходящий поезд.

за окном — погорелое селение и мертвая роща с обугленными стволами деревьев. Ольга внимательно, не отрывая лица от окна, наблюдает видения, что проходят за стеклом.

за окном — маленькое военное кладбище: несколько деревянных (дощатых) пирамидок с деревянными же звездами наверху и несколько крестов. Ольга встает и провожает глазами исчезающее кладбище.

Госпиталь, куда поехала Ольга, находился невдалеке от города, где Ольга родилась, вышла замуж, родила детей и прожила всю жизнь до войны. Теперь, после долгой разлуки, Ольга снова увидела свой город.

Вдали видны руины разрушенного города. Ольга идет с чемоданом в руках по улице города, где все дома разрушены; она идет по тропинке, протоптанной среди кирпичной и каменной щебенки; общий ландшафт похож на то, что будто здесь прошла каменная метель, и она нанесла бугры, но не из снега, а из раскрошенного камня.

Стоит разрушенный взорванный дом. От него осталось полтора этажа. Со второго этажа, — что видно в пустые проемы бывших окон и стен, — свешивается изуродованная железная кровать, почти на весу держится шкаф, на стене (в интерьере) висят фотографии и картинки из детских журналов.

Ольга появляется из этого дома и стоит возле него, рассматривая его внутренность. Оставив чемодан на земле, она идет внутрь дома.

Ольга на втором этаже, где кровать, шкаф и фото с картинками на стенах.

Ольга снимает со стены фотографию: это семейная карточка — на ней Ольга с мужем и трое их детей: Степан, Петрушка и Настя. Ольга вглядывается в старую фотографию и берет ее с собой. Затем она проводит рукой по спинке кровати, по шкафу, готовому сорваться, по стенам. Она наклоняется и подымает детскую погремушку и мужской портсигар; эти вещи она также забирает с собой.

Ольга смотрит снаружи, с улицы, на свой разрушенный семейный очаг.

Она берет чемодан и уходит по тропинке среди холмов каменной щебенки.

Платонов А. Семья Иванова // Советская литература. 1990. № 10.