«Дорогой Андрей!

«Июльская гроза» перешла из одной эпохи в другую. Ты ее переделал очень интересно, но переделал в ключе уже осуществленных тобою прежде вещей. Корова, теленок, теплота мира и его трагизм доводится тобою, как всегда, до детей и животных.

Нам сейчас нужна вещь программная, отвечающая на сегодняшние вопросы. Нам пишут таких много, но люди, которые это делают, и мы сами не умеем ответить на изменившуюся жизнь новым вдохновением.

«Июльскую грозу» надо оставить эпизодом в новом сценарии, изменив даже время года, потому что вещь будет уже военная — сентябрьская или августовская.

В колхоз, из которого уехали мужчины, приехали городские дети убирать урожай. Им трудно. Они знают обрывки стихотворений, общее устройство машин. Оказывается, что надо работать косою, что лобогрейка очень трудный инструмент и рядом с комбайном, может быть даже приходится жать.

Городские дети и деревенские ребята узнают друг друга, и у городских ребят обида, что они знают меньше в этом деле. Очень большой, очень трудный день кончается. Идут купаться.

Пруд давно сорван, плотина разрушена, вода ушла. Дети устали, но все же они решаются начать подымать воду, потому что им надоело носить воду скоту ведрами.

В соседней деревне тоже нет воды и не хватает молока у коров. Дети расспрашивают бабушку про войну. Она им говорит, что война была всегда, и всегда разная. Дети идут в соседнюю деревню посмотреть на городских детей.

Они приходят. Вода в пруду слегка поднята, потому что построили временную плотину.

Городские и деревенские ребята начали дружиться, ссорясь на этой общей работе.

Надвигается гроза. Идет ливень и должен сорвать плотину. Вряд ли здесь нужен эпизод с теленком. Тут нужен эпизод борьбы за плотину и устройство водосброса.

Маленькие ребята уходят. Гроза почти забивает их. Их находит старик, несет на плечах, говорит о войне, о пруде, о том, как побеждают люди, когда они помогают друг другу, и что нельзя бояться воды, и что вообще ничего нельзя бояться.

Ребята приходят домой, наполненные новым знанием мира. В сухом логе, играя из щепочек, они строят что-то вроде плотины. Собираются ребята постарше. Дети говорят им что-то неразборчивое.

Приходит старик, принесший детей, рассказывает об опыте детей соседнего колхоза.

Нарастает решение и здесь сделать плотину, устроить водонапор, работать не боясь работы.

Вот, что я могу тебе посоветовать. Подумай над этим. По-моему, это можно сделать.

Я тебя жду — тебя нет. Я отнесу Ник. Аркадьевичу Коварскому, если он с этим согласится, мы тебе это перешлем, как наш совет».

***

На полях письма Шкловского Платонов оставил свои карандашные замечания. Он соглашался вставить «эпизод войны», только по своему разумению, был против изменения «июльской» грозы на «августовскую», а эпизод с теленком, как дорогой, отказывался исключить, пометив: «обязательно нужен». Кажется, содержание письма было воспринято им скептично, судя по резюме, которое поставлено под текстом его рукой: «Очень умно и поучительно, но не вполне достаточно». Далее Платонов излагал по пунктам программу будущих переделок:

«Естественно будет так:
I. Дети влекутся в неизвестное — т. е. в жизнь, к бабушке, в другую деревню;
II. дети видят неизвестное, но скучают по известному — отцу и матери;
III. дети переживают грозу в природе;
IV. узнают подвиг в труде, изменяются за несколько решительных часов жизни, узнают великое и мощь труда, — думают это все, —
V. но это не все: дети испытывают еще жестокость мира — в виде нападения фашизма, переживают высший трагизм борьбы, и побеждают, но в этой победе погибает дояр Фока».

Платонов А. Любино поле [Статья и публикация Л. Сурововой] // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 7. М.: ИМЛИ РАН, 2011.