Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Яркий день к вечеру. Головная часть канала — зеркало воды, берега, однотонная мелодия миллиардов комаров, соответствующая однотонному труду. Около двадцати человек работают на хошаре. На ближнем плане по живот в воде стоит Карагез: она нагружает ил, доставая его лопатой под водой, в ивовую корзинку пожилого туркмена. На дальнем
[Туркмен уносит корзинку с илом. Карагез]
плане — за группой работающих — стоит старый чабан в папахе, с трубкой во рту, он молча наблюдает работу, опершись на свой пустынный посох, саксауловую кривую трость.
Туркмен уносит корзину с илом. Карагез [, вынув лопату из-под воды] загребла.
под водой лопатой ил и вынула [лоп] лопату наружу — в ней всего осталась горсть грязи, и Карагез щвыряет эту горсть далеко на берег.
Горсть ила упала на берег канала и стекает обратно в канал.
[Старик]
Пожилой туркмен [, <1 слово нрзб>] несет в глубь берега корзину с илом, который ему нагрузила [Карагез]
Карагез; из корзины течет влажная грязь.
Туркмен опрокидывает корзину на землю; на земле остается совсем маленькая горка ила, горсти две-три.
Карагез по прежнему в воде. Ишак стоит около [не / Карагез] Карагез; [по / справа и слева]
на его боках, справа и слева, висят ивовые корзины для ила. Карагез грузит ил в одну корзину, и в то время, когда она нагибается за илом к воде, ишак нежно лижет шею Карагез — ниже затылка.
Карагез в ответ целует ишака в [его рот] губы; [ишак]
ишак, подняв голову над водой, кричит печальный возглас (как обычно кричат ишаки).
Карагез останавливается работать; [она испачкана грязью, она] она испачкана грязью, лицо ее сморщилось от усталости, [но она улыбается, обращаясь к ишаку:] комариный зуд звенит над [нею] нею, и она следит за комарами. Ишак уже дремлет подле нее.
Карагез толкает ишака:
— Ступай, я больше не буду класть, ты уморился.
Ишак проходит несколько дальше и останавливается около другого человека, так же как и Карагез работающего в воде; тот человек [начинает накладывать ему]
начинает нагружать ишаку ил в корзину. Ишак
[Карагез]
враз закрывает глаза и дремлет на месте, используя для отдыха каждую [секун] минуту.
Карагез недоуменно глядит в пространство, вода течет вокруг ее тела:
<1 слово нрзб> Карагез улыбается:
— Надо скорей работать, а то нам плохо будет! — А по радио говорили что нам счастье будет: где-же оно что такое?
— Надо скорее работать, а то нам плохо будет! —
и Карагез [с ожесточением] с усердием копает [грунт] наносный грунт под водой.
Старый пастух, бывший в начале эпизода на втором, на дальнем плане, стоит теперь на берегу, он смотрит на Карагез. [, копающую в воде и в иле.]
Пастух садится на землю, снимает обужу и часть одежды.
Карагез кидает ил на берег.
К ней подходит [иша] прежний ишак и останавливается около нее, сразу закрыв глаза на отдых.
Карагез запускает лопату под воду, вынимает грунт и бросает его в корзину, что на ишаке.
[Ишак] Осел открывает глаза. Карагез достает из-за пазухи половину чурека и скармливает его [ишаку.] ослу.
[Пастух]
Старый пастух подходит по воде к Карагез. Он говорит:
— Ступай, дочка: если [ты] ты так будешь работать, ты скоро умрешь.
И мы, старые, умрем: кто жить останется на свете?
Карагез, отдавая лопату старику:
— А на свете нужно жить?
Пастух [запу] пускает лопату под воду и отвечает Карагез:
[— Ты не будешь, змея будет]
— А чем тебе кроме заниматься-то: живи [?]! Ты не будешь жить, так змея будет.
Карагез уходит из воды.
[— Ты работай только] Пусть лучше я, а не змея.
— Я пойду высохну, а ты работай тут, ты старайся! — говорит она пастуху.
Карагез, сжавшись, сидит на берегу, жалкая и терпеливая, удаленная от аппарата, она обсыхает.
1934-1935 гг.
Платонов А. Аяз // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 7. М.: ИМЛИ РАН, 2011.