В работах Платонова для экрана отчетливо лидирует зрительный образ, а не мнимая «кинематографичность», как нередко бывает в литературе. ‹…› При этом экранный образ сохраняет характерную для творческого метода Платонова антиномичность. Она проявлена здесь в контрастах света и тени, резких монтажных стыках, сочетании различных планов и т. д.
Взамен речи словесной — киноречь. Иной характер, по сравнению с прозой, приобретает действие. Вместо размытости — свойства платоновской прозы — здесь присутствует четкость, порой — дискретность.
Интересно в этой связи вспомнить суждение П. Пазолини о платоновской прозе («Чевенгур»), соотнеся замеченное им с кинодраматургией Платонова. Пазолини, конечно, прочитал роман глазами кинематографиста, не вдаваясь в суть метода Платонова-прозаика. И ему как кинематографисту бросился в глаза «замедленный, однообразный монтаж» (который, «хотя бы во второй, сатирической части должен был уступить место скачкообразному, контрастному»).
‹…› рекомендации Пазолини оказались чрезвычайно близки Платонову-сценаристу. Именно здесь, в кинодраматургии, появляется и динамичность, и контрастность, и резкость монтажа. Ни в одном из сценариев нет «перетекания образов», о котором упоминал Пазолини. Между кадрами, за редким исключением, отсутствует та внешняя связь, что именуется повествовательностью.
Действие обретает иную динамику и иной стержень. Здесь оно не только превалирует (в отличие от прозы), но в стремлении к простоте и емкости обретает пунктирность, дискретность — взамен «перетекания».
«Драма идей» предстает в сценариях Платонова в сжатом, концентрированном виде. ‹…›
О мере погруженности Платонова в искусство экрана свидетельствуют не только готовые сценарии, но и самый процесс работы над ними. Варианты, комментарии, предисловия, подробные пояснения режиссеру, оператору, актерам, даже музыкальному оформителю, а также саморедактура — все указывает на неслучайность его интереса к кино.
Наряду с изображением активно используется драматургия звука, необходимая для углубления сущностных характеристик — людей, обстоятельств, времени. (Пение паровозных гудков — как речь паровозов, несущая определенную информацию, обладающая смыслом; звуки механического происхождения — вроде визга — бедствия, опасности; музыкальные фрагменты как характеристика среды и времени и т. д.)
Читая сценарии Платонова, можно заметить, что их характер, стилистика менялись с течением времени. Так, в кинодраматургии 20-30-х годов преобладают образы, воплощающие идею. Истории человеческих судеб вторичны по отношению к этим идеям. Это сценарии по преимуществу с высоким уровнем условности, с резкими, до парадоксальности, жанрово-стилевыми стыками и контрастами, смешением и перепадами художественных приемов («Машинист», «Священная жизнь»). Речь героев сведена к минимуму. (В прозе тех же лет вся неповторимость творческой манеры определена словесной тканью, исключающей, как было замечено еще Л. Выготским, «наглядное представление».) Но главное, что в сценариях этого типа изобразительный эквивалент заключен в рамки немого кино. «Немота» здесь принципиальна, она не дань времени, но выражение речевой идеи.
Иное дело — сценарии военных лет и послевоенной поры («Возвращение», «Семья Ивановых», «Солдат-труженик» и др.)
Героика войны и беды войны. Жизнь на фронте. В прифронтовой полосе. В тылу. Разные люди — солдаты, женщины, дети. Разрушения, пепелища и неистребимое желание счастья простого — с семьей, с детьми.
Время и материал предполагали иную стилевую манеру. И хотя в сценариях 40-50-х годов звуко-зрительный образ по-прежнему выразителен и драматургически проявлен, их повествовательно-событийная фабула, психологически мотивированные поступки героев, внутреннее движение, определенное историей человеческой судьбы, требуют обычной человеческой речи. Диалог здесь занимает ведущее место.
Многие сценарии Платонова остались недописанными, а оконченные не дошли до экрана. Выход вовне был наглухо перекрыт для Платонова на всех участках — в литературе, кино, театре.
Горницкая Н. Кинодраматургия Платонова в свете его речевой идеи // Современный экран: Теория. Методология. Процесс: Сб. статей. Вып. 2. СПб., 2002.