В 1931 году в советский кинопрокат вышел немой фильм «Айна», снятый Н. Тихоновым по сценарию М. Смирновой и, как указывалось в титрах, «по теме Платонова». ‹…›
Вероятно, из-за отсутствия яркой, хорошо задокументированной истории картина не вызывала особого интереса у исследователей. Вместе с тем этот фильм заслуживает большего внимания, что в немалой степени связано с именем Андрея Платонова, роль которого в создании кинокартины до сих пор остается непроясненной. В настоящей статье предпринята попытка реконструировать на основе архивных материалов и периодики 1927-1931 гг. некоторые звенья в истории первой и единственной прижизненной экранизации прозы Платонова.
Начало этой длительной и весьма драматичной истории было положено в мае 1927 г., когда Платонов обратился на московскую фабрику «Совкино» с предложением разработать киносценарий на основе собственного рассказа «Песчаная учительница» (опубликован в июле 1927 г.). Практически сразу же, получив полную поддержку кинофабрики, он заключил договор на написание первого в своей жизни сценария (точнее — «расширенного либретто»).
В течение лета-осени 1927 г. писатель предложил «Совкино» не менее шести кинематографических версий «Песчаной учительницы». В ходе к этой работы сюжет рассказа претерпел довольно сильные изменения. Так, уже на первом этапе Платонов внес существенные коррективы в фабулу, сгладив фатальный конфликт между дикими кочевниками и оседлыми крестьянами, выполнив финал в традициях кинематографического «хеппи-энда»: вождь племени принимает решение об оседлости и воссоединяется с возлюбленной. Очевидно, сказались и требования идеологического характера, агитационно-пропагандистские установки советского кинематографа. Проблема кочевых народов, затронутая в сценарии, была чрезвычайно актуальной во второй половине 1920-х гг. В это время в СССР принимают ряд государственных постановлений, направленных на урегулирование кочевнического быта; вводятся различные меры для привлечения кочевников к оседлому образу жизни; посредством печати ведется соответствующая пропагандистская работа.
В либретто были учтены многие темы, отвечавшие актуальным задачам государственной политики в 1927 г. (просвещение окраин, «советизация» нацреспублик, сельскохозяйственное развитие и др.). Однако, несмотря на всю актуальность, работа Платонова не была принята кинофабрикой.
В конце 1927 г. финальная редакция либретто находилась на рассмотрении в Главреперткоме. Политредактор К. Денисов в своем отзыве (от 17 декабря 1927 г.) высказался однозначно отрицательно: «Вследствие того, что в либретто собственно работы советской власти среди населения никак — если не считать надписей — не показано и картина по либретто рисует быт окраины больше в плане личных взаимоотношений, чем культурной работы соввласти, предлагаю данное либретто для постановки по нему картины считать непригодным»[1]. Политредактор отметил также неправдоподобность фабулы: «...кочевников сила большая, и они разграбили деревню и ‹…› набрав добра, отступили. Однако на другой день Мемед раздумал и предложил племени перейти на оседлую жизнь и вернуться с повинной в деревню т. к. в степи все мокрые места (с родниками) используются для оседлых крестьян и кочевникам остается только смерть. Две трети племени пошли за Мемедом и помирились с только что разграбленной ими деревней, которая отвела им земли для обработки. В схватке накануне этого соглашения Кобозев был убит, и предсельсовета была избрана Нарышкина, под руководством которой деревня увидела путь к верному благосостоянию»[1].
Вслед за этим в «Совкино» поступил второй отзыв (от 6 января
1928 г.) — из Центрального Совета по просвещению национальностей нерусского языка (Центрсовнацмен) Народного комиссариата просвещения РСФСР. В нем содержались еще более резкие высказывания: «... все ссоры, доходящие во многих местах данной фильмы до массовых смертных случаев, разрешаются народным собранием. Где же Советская власть в лице ее административных органов? Где же национальная политика нашей партии, отражающая интересы мелких национальностей и усмиряющая национальный антагонизм? Их нет. ‹…› В картине рисуется кочевой табор и оседлая русская деревня. Нет ни одного момента, где рисовался бы хотой в своем быту. Нет момента, отражающего семейный уклад кочевников. ‹…› В картине Волго-Донской канал. Видимо, автор хотел описать маныческие степи. Зная народности маныческих степей из их настоящей жизни, а не из древней литературы, описывающей жизнь эпохи гуннов, категорически протестуем против такого грубого искажения. Если даже это происходит не там, то все равно мы со всей категоричностью заявляем, что нет уголка в СССР, где расцветала эпоха средневековья»[1]. В результате рецензент-востоковед заключил: «Центрсовнацмен ‹…› категорически протестует против такого рода постановки»[1].
После этого материалы «Песчаной учительницы» были переданы на доработку режиссеру и сценаристу А. Д. Попову. Перерабатывая композицию и отдельные эпизоды сценария, Попов придал платоновскому произведению более оптимистичные интонации — в частности, переписал вступительную часть, акцентировав пафос победы человека над природой («Борьбе человека за стихию ... Борьбе за культуру песков ... Борьбе за обводнение мертвых земель посвящается эта фильма»), перенес в финал строительство Волго-Донского канала, который, по его замыслу, «окончательно убивает кочевника Мемеда». Кроме того, добавил несколько «положительных» персонажей (комсомольская ячейка в Хошутове: Танюшка-Кругляшок, Колька-Верзила, Гирька-Зубец), уточнил национальность кочевников — киргизы.
Платонов прочитал переработанный Поповым сценарий и на титульном листе написал: «Это не то: нужно мое либретто, а не Поповские выдумки «актива»[2]. На полях по тексту сценария также имеются пометы Платонова: «Все иначе: без торжественных глупостей!»; «У меня начиналось с происхождения пустыни! Зачем существуют умнейшие?»[3].
На объяснительной записке Попова, где тот по пунктам перечислил сделанные им изменения, Платонов также оставил несколько своих комментариев. В частности, разъяснение Попова — «Мелиоративные работы по Волго-Донскому каналу переставлены из второй части в конец шестой части. Именно этим создается идеологически верная концовка сценария» (выделено автором. — М. Б.) — сопроводил примечанием: «Надо дать художественно верную!» Рядом с пояснением «Значительно смягчена сцена разгрома Хошутова. Выброшен пожар и разбой. Нет виновников, есть только объективные условия некультурности и кочевья» приписал: «Это спорно». На высказывание о переделке фабулы — «Случайное чередование сцен подчинено логике развития действия. Большого усложнения фабулы для данного тона и стиля сценария я бы не хотел» — ответил репликой: «Ишь ты какой!»
Эти реплики Платонова — последние свидетельства его участия в экранизации собственного замысла.
Богомолова М. Первый кинодраматургический опыт Андрея Платонова // Киноведческие записки. 2015. № 110.