Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
Таймлайн
19122024
0 материалов
Поделиться
Первый кинодраматургический опыт
«Песчаная учительница»

В 1931 году в советский кинопрокат вышел немой фильм «Айна», снятый Н. Тихоновым по сценарию М. Смирновой и, как указывалось в титрах, «по теме Платонова». ‹…›

Вероятно, из-за отсутствия яркой, хорошо задокументированной истории картина не вызывала особого интереса у исследователей. Вместе с тем этот фильм заслуживает большего внимания, что в немалой степени связано с именем Андрея Платонова, роль которого в создании кинокартины до сих пор остается непроясненной. В настоящей статье предпринята попытка реконструировать на основе архивных материалов и периодики 1927-1931 гг. некоторые звенья в истории первой и единственной прижизненной экранизации прозы Платонова.

Начало этой длительной и весьма драматичной истории было положено в мае 1927 г., когда Платонов обратился на московскую фабрику «Совкино» с предложением разработать киносценарий на основе собственного рассказа «Песчаная учительница» (опубликован в июле 1927 г.). Практически сразу же, получив полную поддержку кинофабрики, он заключил договор на написание первого в своей жизни сценария (точнее — «расширенного либретто»).

В течение лета-осени 1927 г. писатель предложил «Совкино» не менее шести кинематографических версий «Песчаной учительницы». В ходе к этой работы сюжет рассказа претерпел довольно сильные изменения. Так, уже на первом этапе Платонов внес существенные коррективы в фабулу, сгладив фатальный конфликт между дикими кочевниками и оседлыми крестьянами, выполнив финал в традициях кинематографического «хеппи-энда»: вождь племени принимает решение об оседлости и воссоединяется с возлюбленной. Очевидно, сказались и требования идеологического характера, агитационно-пропагандистские установки советского кинематографа. Проблема кочевых народов, затронутая в сценарии, была чрезвычайно актуальной во второй половине 1920-х гг. В это время в СССР принимают ряд государственных постановлений, направленных на урегулирование кочевнического быта; вводятся различные меры для привлечения кочевников к оседлому образу жизни; посредством печати ведется соответствующая пропагандистская работа.

В либретто были учтены многие темы, отвечавшие актуальным задачам государственной политики в 1927 г. (просвещение окраин, «советизация» нацреспублик, сельскохозяйственное развитие и др.). Однако, несмотря на всю актуальность, работа Платонова не была принята кинофабрикой.

В конце 1927 г. финальная редакция либретто находилась на рассмотрении в Главреперткоме. Политредактор К. Денисов в своем отзыве (от 17 декабря 1927 г.) высказался однозначно отрицательно: «Вследствие того, что в либретто собственно работы советской власти среди населения никак — если не считать надписей — не показано и картина по либретто рисует быт окраины больше в плане личных взаимоотношений, чем культурной работы соввласти, предлагаю данное либретто для постановки по нему картины считать непригодным»[1]. Политредактор отметил также неправдоподобность фабулы: «...кочевников сила большая, и они разграбили деревню и ‹…› набрав добра, отступили. Однако на другой день Мемед раздумал и предложил племени перейти на оседлую жизнь и вернуться с повинной в деревню т. к. в степи все мокрые места (с родниками) используются для оседлых крестьян и кочевникам остается только смерть. Две трети племени пошли за Мемедом и помирились с только что разграбленной ими деревней, которая отвела им земли для обработки. В схватке накануне этого соглашения Кобозев был убит, и предсельсовета была избрана Нарышкина, под руководством которой деревня увидела путь к верному благосостоянию»[1].

Вслед за этим в «Совкино» поступил второй отзыв (от 6 января
1928 г.) — из Центрального Совета по просвещению национальностей нерусского языка (Центрсовнацмен) Народного комиссариата просвещения РСФСР. В нем содержались еще более резкие высказывания: «... все ссоры, доходящие во многих местах данной фильмы до массовых смертных случаев, разрешаются народным собранием. Где же Советская власть в лице ее административных органов? Где же национальная политика нашей партии, отражающая интересы мелких национальностей и усмиряющая национальный антагонизм? Их нет. ‹…› В картине рисуется кочевой табор и оседлая русская деревня. Нет ни одного момента, где рисовался бы хотой в своем быту. Нет момента, отражающего семейный уклад кочевников. ‹…› В картине Волго-Донской канал. Видимо, автор хотел описать маныческие степи. Зная народности маныческих степей из их настоящей жизни, а не из древней литературы, описывающей жизнь эпохи гуннов, категорически протестуем против такого грубого искажения. Если даже это происходит не там, то все равно мы со всей категоричностью заявляем, что нет уголка в СССР, где расцветала эпоха средневековья»[1]. В результате рецензент-востоковед заключил: «Центрсовнацмен ‹…› категорически протестует против такого рода постановки»[1].

После этого материалы «Песчаной учительницы» были переданы на доработку режиссеру и сценаристу А. Д. Попову. Перерабатывая композицию и отдельные эпизоды сценария, Попов придал платоновскому произведению более оптимистичные интонации — в частности, переписал вступительную часть, акцентировав пафос победы человека над природой («Борьбе человека за стихию ... Борьбе за культуру песков ... Борьбе за обводнение мертвых земель посвящается эта фильма»), перенес в финал строительство Волго-Донского канала, который, по его замыслу, «окончательно убивает кочевника Мемеда». Кроме того, добавил несколько «положительных» персонажей (комсомольская ячейка в Хошутове: Танюшка-Кругляшок, Колька-Верзила, Гирька-Зубец), уточнил национальность кочевников — киргизы.

Платонов прочитал переработанный Поповым сценарий и на титульном листе написал: «Это не то: нужно мое либретто, а не Поповские выдумки «актива»[2]. На полях по тексту сценария также имеются пометы Платонова: «Все иначе: без торжественных глупостей!»; «У меня начиналось с происхождения пустыни! Зачем существуют умнейшие?»[3].

На объяснительной записке Попова, где тот по пунктам перечислил сделанные им изменения, Платонов также оставил несколько своих комментариев. В частности, разъяснение Попова — «Мелиоративные работы по Волго-Донскому каналу переставлены из второй части в конец шестой части. Именно этим создается идеологически верная концовка сценария» (выделено автором. — М. Б.) — сопроводил примечанием: «Надо дать художественно верную!» Рядом с пояснением «Значительно смягчена сцена разгрома Хошутова. Выброшен пожар и разбой. Нет виновников, есть только объективные условия некультурности и кочевья» приписал: «Это спорно». На высказывание о переделке фабулы — «Случайное чередование сцен подчинено логике развития действия. Большого усложнения фабулы для данного тона и стиля сценария я бы не хотел» — ответил репликой: «Ишь ты какой!»

Эти реплики Платонова — последние свидетельства его участия в экранизации собственного замысла.

Богомолова М. Первый кинодраматургический опыт Андрея Платонова // Киноведческие записки. 2015. № 110.

Примечания

  1. a, b, c, d Госфильмофонд РФ. Ф. 2. Oп. 1. Ед. хр 7.
  2. ^ ИМЛИ. Ф. 629. Oп. 1. Ед. хр 290. Л. 1.
  3. ^ Там же. Л. 4,5.
Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera