Впервые я встретился с Алексеем Дмитриевичем Поповым за два дня до нового 1927 года. Нас познакомила одна из его близких подруг Галя Колесова. Мы оказались с ним земляками, бывшими саратовскими театралами, единомышленниками в искусстве, это оказалось решающим в наших дальнейших отношениях.

Мы сделали картину «Два друга, модель и подруга». Публика приняла ее восторженно, она шла потом на всех экранах страны и за рубежом.

Хочу добавить — и я этим горжусь — что многие эпизоды знаменитого фильма Григория Александрова «Волга-Волга» в деталях повторяют эпизоды из нашей картины.

Успех картины нас окрылил, и в следующее театральное межсезонье 1928 года мы решили с участием нескольких актеров-вахтанговцев сделать новую кинокомедию. И вот ко мне приходит симпатичный парень Жак (Исаак) Гордон и предлагает сценарий-либретто комедии «Золотая колесница». Собственно, даже не сценарий, а его набросок. ‹…›

Мы с Алексеем Дмитриевичем решили взять за основу этот сценарий и дополнить его своими наблюдениями из жизни. Так, в коллективном творчестве, но в основном силами И. Гордона и А. Попова, был создан новый сценарий. ‹…›

Ознакомившись со сценарием, я почувствовал, что у меня возникла настоятельная потребность заняться его переделкой. Но помешали объективные условия. Почти вся картина должна была сниматься на натуре, лето уходило, и студия настаивала на том, чтобы немедленно приступить к работе. Мы выехали на поиск натуры и последующие съемки. ‹…›

По инициативе Попова «город Отшиб» решили снимать в Угличе. Там было много церквей, и выглядел Углич в двадцатые годы вполне заштатным городом. Правда, жители его совершенно не страдали киноманией, и сниматься в церкви желающих не находилось. Угличане мрачно следили за приготовлениями к съемкам.

Одну из церквей мы вынуждены были с помощью плакатов и всевозможных надписей «превратить» в клуб, что, естественно, вызвало среди богомольных граждан протест. Старушки, крестясь, называли на «богохульниками» и «осквернителями». Дело дошло до того, что в одиночку появляться вечером в городе люди из съемочной группы не рисковали. Но тут пошли бесконечные дожди, и группа, по моему предложению, переехала в Калугу.

Дело в том, что я прежде уже бывал в этом красивейшем городе России, ведь Калуга — родина моей первой жены, художницы и актрисы Дзюбиной. Как же можно было отказаться от такой прекрасной возможности! ‹…›

И вскоре на нашем автобусе мы приехали в Калугу всей съемочной группой. ‹…› Как съемочный объект, Калуга оказалась даже лучше Углича, но главное — город принял нас с распростертыми объятиями.

Калужане проявили большой интерес к нашей группе и старались помочь нам, чем только могли. От желающих сниматься не было отбоя, и, когда начались съемки на улицах города, во многих учреждениях временно недосчитывались служащих, которые по договоренности с начальством становились «артистами». ‹…›

Но вот, наконец, съемки закончены. Теперь предстояла самая трудная задача — монтаж. Состыковать снятые куски было непросто: сказывался выявленный после проявки брак и отсутствие настоящего сценария. Мы остро ощущали рыхлость драматургического построения, слабую связь основного сюжета борьбы городских извозчиков с городским автобусом и концовочного анекдота.

Была и еще одна сложность: картина-то немая и для успеха фильма нам нужны были первоклассные титры. Мы надеялись привлечь к их написанию какого-нибудь интересного писателя. Я подумал о Михаиле Зощенко. Он жил в Ленинграде, но почти каждый месяц бывал в Москве. Я обратился к Виктору Шкловскому, и тот отправил Зощенко в Ленинград телеграмму с приглашением неофициально поработать в нашем фильме. Михаил Михайлович ответил согласием (я рассказываю Вам вещи, почти никому не известные — ведь имени Зощенко нет в титрах, он был за штатом нашей группы).

В назначенный день и час я вышел из проходной нашей первой кинофабрики на Житной улице (где когда-то была фабрика знаменитого Ханжонкова), встретить Зощенко. Я представлял, что это будет пожилой, полный человек, с палочкой и с одышкой. И появится он, конечно, с запозданием...

К студии лихо подкатила пролетка извозчика. Из нее легко выпрыгнул худощавый молодой человек в великолепном костюме табачного цвета с ярким галстуком-бабочкой, держа в руке портфель. Я подумал, что это приехал на съемку артист, изображающий иностранца. Мы-то в то время одевались просто: толстовка, блуза или рубашка с ремешком.

Я так долго и внимательно рассматривал незнакомца, что он обратил на это внимание и, к моему удивлению, направился прямо ко мне.

— Вы не меня ли ждете? — спросил он меня.
— Нет. Я жду писателя Зощенко.
— Так я и есть Зощенко, к вашим услугам!

Мы разговорились, и я про себя подумал: «Неужели этот элегантный человек возьмется за нашу транспортно-гужевую комедь?» ‹…›

Мы с Поповым не знали, что и думать: уж очень он был деловит и совсем не похож на писателя-юмориста, а скорее — на «детективщика».

Через три дня, в назначенное время Михаил Михайлович приехал — также на лихаче-извозчике, свежий и собранный. В просмотровой он вынул из бокового кармана отутюженного костюма маленькие голубые листочки, исписанные мелким красивым почерком ‹…›, и, глядя на экран, стал читать сочиненные им надписи. ‹…›

Слушая Зощенко, мы с Поповым буквально катались от смеха по полу. ‹…›

Бесконечно благодарные Зощенко, мы расстались с ним.

Вскоре фильм был готов и пошел на экранах страны. ‹…› Но такого успеха как «Два друга, модель и подруга» он уже не имел. Рецензии были не самые лучшие. Нас обвиняли в многотемье, формализме, в недостаточном отражении классовой борьбы. Но ведь мы намеревались лишь показать комедийными средствами столкновение нового и старого. (Кстати, у публики, не подозревавшей об участии в фильме Зощенко, титры вызывали восторг)^[1].

Цит. по: Соловьев В. От краеведения к киноведению, или Неизвестная киноработа М. М. Зощенко // Киноведческие записки. 2005. № 76.