С Борисом Васильевичем никогда не было легко. Слишком напряженный, нервно, остро чувствующий, уходящий целиком в свои неудачи и удачи… Иногда он так переживал, что приходилось уговаривать… такое у него становилось мрачное, тяжелое лицо, сжатое, как какой-нибудь плод засохший, как скомканный лист… Последнее время это был глубоко несчастный человек. Именно потому, что работа для него была прежде всего. (За девятнадцать лет жизни мы с ним отдыхали вместе две недели. То я уезжала на гастроли, то он снимал.) Он просто не мог не работать. Барнет вступил в партию, когда шла война. Надеялся, что это поможет ему попасть на фронт. Воевать Борису Васильевичу так и не пришлось из-за серьезной хронической болезни. Но с тех пор появилась обязанность коммуниста браться за ленты, которые он, в общем-то, не хотел ставить, а делать, с моей точки зрения, ему и не следовало их. Например, фильм «Борец и клоун». Это же К.Юдин начал снимать, его сценарий был. Но Юдин умер. И тогда, чтобы поддержать студию (она же не могла оказаться в простое, должна была выпускать запланированное вовремя), — «Борис Васильевич, будьте любезны!»
Так же было и со «Страницами жизни», совместной его постановкой с А.Мачеретом. Обычное заблуждение творческого человека, надеющегося, что если он приступит к работе, увлечется, то сможет что-то сделать… Я стояла насмерть, умоляла: «Откажись! Зачем тебе это?!" Я и тогда думала, что лучше довольно скромно прожить (хотя мы никогда не жили особенно благополучно), чем браться за что попало… Не понимала этой обязанности как члену партии помогать киностудии получать зарплату, этой изматывающей борьбы с самим собой. Но Борис Васильевич считал это своим долгом. Как, впрочем, и необходимость снимать фильмы на современную тему… Я помню, как он, В.Ежов, ставший сегодня маститым сценаристом, а тогда еще очень молодой человек, и Л.Корняну — втроем с утра до ночи писали сценарий «Ляны». Спорили, выдумывали там, где не из чего было выдумывать, в чем существа на три копейки. В последнее время все это особенно мучило. Многое годы Барнет хотел снять фильм о народовольцах. Копался в архивах, читал… Не дома даже, вернее, не только дома, но и самым серьезным образом занимался в библиотеках. Часами!
Но когда обратился со своим предложением на студию, ответ был однозначный: «Этого не надо». Как не «понадобились» в свое время и «Волки и овцы» по пьесе Островского, хотя были уже сделаны актерские пробы, подобрана группа, существовало множество режиссерских рисунков к фильму. Да мало ли погибло замыслов!
Осложнял положение, конечно, и бескомпромиссный характер Бориса Васильевича. Один только случай с министром кинематографии Большаковым… При сдаче «Старого наездника» тот очень хвалил картину, а когда директивы поменялись, стал всячески ее громить… Боря не выдержал, выступил на каком-то собрании, бросив ему в лицо: «Какой же вы министр, если не имеете собственного мнения!» На большом сборище! Можно себе представить, что за этим последовало. Или чуть было не запустил чернильницей в заместителя министра, когда нам с дочерью пришла повестка с требованием освободить в десятидневный срок московскую квартиру, поскольку Барнет в это время находился в киноэкспедиции в Киеве.
Поиски сценария, надежды почти всегда тщетные. Потом — какой-нибудь случайный заработок, потом — навязанное в порядке партийной дисциплины… Так и шло. Продолжалось в течение стольких лет… В 1964 году предложили сценарий, где в центре была фигура Ленина. Борис Васильевич загорелся этой идеей. Не могу передать, сколько работал, изучал материалы. И вдруг в самый последний момент директор «Мосфильма» спохватился: «Зачем же Барнету снимать о Ленине?»
Сценарий закрыли. И это стало для него, пожалуй, последним ударом
Я тогда была на гастролях в Риге. Ко мне пришел М. Б. Маклярский, один из сценаристов «Подвига разведчика», сказал, что он закончил новый сценарий и собирается ставить его на Рижской киностудии.
— Что сейчас делает Борис Васильевич?
— Ничего.
— А он не мог бы мне помочь в работе?
Я прочла сценарий, который мне не понравился совершенно. Достаточно деликатно я сказала об этом Маклярскому. Потом позвонила Борису Васильевичу в Москву:
— Боря, наверное, приедет Маклярский со своим «Заговором послов» о событиях в Риге в 1919 году. Сценарий ужасающий. Если он станет тебя уговаривать ставить, прошу, не соглашайся!
Как уж тот его уговорил?.. А уговорил, потому что Борису Васильевичу хотелось уехать. Уехать куда-нибудь. Он позвонил мне и сказал, что будет переписывать сценарий и работать с Маклярским. Я прямо ахнула. Потом он приехал в Ригу. Привез с собой много замечательных вещей — какие-то дореволюционные военные журналы, уникальные выпуски «Столицы и усадьбы». Не знаю, зачем уж они ему понадобились?.. Спиннинги, сделанные своими руками. (Один знаток признал даже, что их не отличить от английских.) Коллекцию старинных трубок…
Я в это время уже вернулась в Москву. Вскоре он позвонил мне. Говорил, что даже если удастся исправить сценарий, то все равно работать не с кем… Нужные артисты все заняты…
— Не могу так…
Я орала в телефонную трубку, чувствовала, что-то происходит:
— Приезжай, брось все! Возвращайся!
Он сказал, что приедет…
Это был последний наш разговор.
Казанская А. Без вины виноватый [Предисловие, публикация и примечания Оксаны Алдошиной] // Искусство кино. 1996. № 10.