Два года назад на показе фильма «У самого синего моря» Бориса Барнета в кинозале смеялось всего человек двадцать. Сегодня стало понятно, что нечто неуловимо изменилось к лучшему. Перед просмотром картины «Борец и клоун» Синематека с непреклонностью объявила, что мест нет, как это бывает на сеансах какого-нибудь Пабста или Фейдера В первых рядах был даже замечен Адо Киру^[1], а на галерке — посланцы Cinéma 59^[2], вынужденные по долгу службы интересоваться всеми новинками этого года. Однако это только начало, ибо большинство, за исключением вашего покорного слуги и его друга Риветта, все-таки встретило эту необыкновенно милую оперу-буфф, снятую на пленку «Совколор», без особого восторга. Но кажется, что нужно иметь каменное сердце, чтобы морщиться от фильмов Барнета, не будучи дураком.

Конечно, «Борец и клоун» — это фильм, сделанный на заказ, и наш друг Борис слишком хорошо вышколен, чтобы отказываться от тех преимуществ, которые дает режиссеру школа. Именно в этом таится секрет искусства стилизации, благодаря которому «Щедрое лето» не уступает «Серенаде трех сердец», «Подвиг разведчика» — «Диверсанту», «Девушка с коробкой» — «Нью-Йоркской шляпке», а «Борец и клоун» — «Оттенку алого». Знаменитый стиль Triangle^[3] сегодня надо искать не у Аллана Дуана или Рауля Уолша, а как раз у Бориса Барнета.

Этот стиль — в крупных планах отважных девушек, парящих на воздушной трапеции, девушек, которые томно хлопают ресницами, едва почувствовав, как сжалось сердце. Он в идеальной перспективе общих планов, достойных сравнения с чистыми линиями садов Ле Нотра^[4]. Он в скупых движениях камеры и в свободном изяществе рассказа, невольно оспаривающем пристальность взгляда. Барнет обладает даром повествования — той единственной манерой слога, что всех, кто не преминет ей воспользоваться, делает рассказчиками от бога. Благодаря Борису Барнету жив этот неподражаемый стиль, который умрет только вместе с кино. А пока — да здравствуют «Борец и клоун»!

Cahiers du cinéma. 1959. N 94

Годар Жан-Люк. Борец и клоун // Сеанс. 2011. № 49–50.