Главным оператором картины был Даниил Порфирьевич Демуцкий — классик немого кинематографа, соратник Довженко. ‹…› Про его работу в «Подвиге» не скажешь, что она не мешает режиссерскому замыслу или просто соответствует ему, — ‹…›
Интерьерный комплекс в картине сложен до чрезвычайности ‹…›. Огромное количество долговременных, габаритных объектов и еще большее количество проходных, маленьких. Казалось бы, ограниченность сроков, ограниченность многих других производственных возможностей должны были заставить постановщиков искать упрощения по этой части. Но они ‹…› все время усложняют работу. Они вдаются в подробности ‹…›, часто с видимой непринужденностью меняют место действия ‹…›. Тут, конечно, угадывается определенное направление мыслей — прежде всего режиссера. Жесткая сюжетная структура, размещенная главным образом на статичных основах — диалогах, размышлениях, кабинетных и комнатных мизансценах,- не могла расположить к себе Барнета ‹…›. Он искал ‹…› прямое движение жизни — нерациональное, ‹…› полное случайных и неожиданных преткновений. ‹…›
Барнет ‹…›[,] заземляя рассказ, вплотную приближая нас к событиям и персонажам, ‹…› сохраняет патетику, почти торжественную взволнованность. ‹…›
Нужно сказать несколько добрых слов и в адрес художника «Подвига» — М. Уманского. ‹…› Его «
Тут все варианты: дом, гостиница, канцелярия, коммерческая контора, улица, ресторан, кабинет начальника гестапо, апартаменты командующего. Стиль суховатый, резкий и в то же время тяжелый, ‹…› словно напыщенный своей чистотой, аккуратностью, строгостью ‹…›. На художника ‹…› легла нелегкая забота: обеспечить герою абсолютную свободу передвижений и местопребываний в пределах, доступных сюжету. И ‹…› он развернулся в павильоне с размахом, по тем временам удивительным. ‹…› В каждой декорации чувствуется хорошо продуманная система.
Важно ‹…› приметить стремление Барнета вдохнуть в события разномастную, разноречивую органику бытия.
Этим уже искоренялась дурная тенденциозность, особенно частая ‹…› в таких произведениях, то есть заведомое подчинение всего художественного строя некоему непреложному выводу. ‹…›
Редкий фильм подобного рода так избыточно щедр на яркие, неотразимые своей остротой и емкостью типы. Особенно типы врагов. ‹…›
Самое важное для Барнета — чтобы ‹…› герой ‹…› думал и решал от себя, от своих человеческих свойств — не рассчитывал на подсказку сюжета и прочих милостей со стороны авторов. ‹…› Чтобы в его поведении было как можно меньше заведомого расчета, а больше неожиданного вдохновения, интуиции, риска. ‹…›
Можно ‹…› определить ‹…› общее для всех исполнителей устремление — чувство жанра. И того самого сокровенного пафоса, которым так сильна картина.
Давно всем известно, что врага следует изображать сильным, умным, хитрым и так далее (дабы не умалять цену победы над ним) ‹…›. Романов сделал нечто неповторимое. Руммельсбург не только умен, коварен, дальновиден и так далее. Он — личность. Он — талант. И, наверное, кроме Романова, никто не сумел бы выразить это с такой внутренней мощью.
Кушниров М. Жизнь и фильмы Бориса Барнета. М.: Искусство.