Приближалась десятая годовщина Октября, и кинематограф включился в общую подготовку торжества. Предполагалось три значительные постановки ‹…› Доверия удостоились С. Эйзенштейн, Вс. Пудовкин и… Барнет.

Результат всем известен. Фильмы Эйзенштейна и Пудовкина («Октябрь» и «Конец Санкт-Петербурга») вошли в историю. Фильм Бардина «Москва в Октябре» — ушел в небытие раньше, чем кончился юбилейный месяц. За отсутствием спроса его очень скоро сняли с проката и ничтожное количество отпечатанных копий, судьбой которых никто не интересовался, убрали, куда-топодальше от глаз, а после и вовсе потеряли. ‹…›

Пресса, надо сказать, проявила немалую снисходительность — дальше деликатных сожалений и условных пожеланий (…) не пошло.

Это и понятно: фильм получился в известном смысле неуязвимый. То есть профессионально грамотный, исторически безошибочный.

Сценарий, как все знали, был согласован с Истпартом. Сразу по окончании фильма его смотрела юбилейная комиссия ‹…› Посмотрев, комиссия предложила показать его на очередном пленуме ЦК ВКП (б). На пленуме смотрели благосклонно, раз-другой — в патетичных местах — даже похлопали.

Поэтому к Барнету неловко было проявлять чрезмерную строгость. С минимальной задачей своей он, без сомнения, справился… Вот как он сам ее формировал, эту задачу, и как осуществлял ее в процессе съемки.

«В картине нам предстоит заснять Октябрьскую революцию только в Москве. Естественно, что давать хронологически точную историю Октября в Москве было невозможно, поэтому пришлось в сценарии оставить самые интересные моменты, самые характерные.

…Самые большие трудности стояли перед нами в инсценировках событий в разных исторических местах. Москва теперь мало похожа на Москву десять лет назад ‹…›

Октябрьская революция во многом уже стала легендой. И поэтому нам показалось возможным в некоторых случаях отходить от исторической точности для более яркого кинематографического выявления тех или иных событий. ‹…›»

Уже по этим скромным притязаниям можно догадаться, как принужденно, скованно чувствовал себя Барнет во время постановки.

Теперь нетрудно сообразить, что это была затея с негодными средствами.

Не мог Барнет сотворить ничего сверх ожидаемого, будучи связан условием: заснять с максимальной точностью известные исторические события в их историческом порядке. Не мог, не умел инсценировать события под хронику — получалась хроника без хроникальной точности и непосредственности. ‹…›

Поскольку «Москва в Октябре» требовала внушительного постановочного размаха — а Барнету до этого не приходилось ставить ни одной массовки, — организация съемки стала едва ли не главной заботой его группы. ‹…›

По-своему , он был увлечен этой трудной и непривычной работой. Захватывал темп. Захватывал пыл борьбы и жажда победы. ‹…›

Он взялся за постановку с готовностью и рвением. Наверняка, рассчитывал на успех, надеялся, что его фильм не уступит юбилейным постановкам Эйзенштейна и Пудовкина.

Надо знать Барнета. Всю жизнь он слегка завидовал корифеям — тем, кто делал образцовые фильмы, возбуждавшие восторги и печати и публики, удостоенные призов, наград и разных прочих поощрений. Нередко он просто ошибался — принимал за образцовое, насущное то, что было на самом деле приспособлением, отражением конъюнктуры. Стремясь достать до них, хватаясь за те же темы и те же приемы, он каждый раз терпел неудачу, мучился уязвленным самолюбием, но черезраз-другой, вновь отметая все уговоры и доводы, с готовностью и рвением брался делать «нужную» картину. Так появились в его послужном списке: «Ледокол «Анка», «Ночь в сентябре», «Щедрое лето», «Ляна», «Аннушка», «Полустанок» — это из наиболее выразительных неудач. «Москва в Октябре» была в списке первой. И в некотором роде самой показательной.

Кушниров М. Жизнь и фильмы Бориса Барнета. М., 1977.