Ромм М. И. Такой прием картины Чухрая меня так же радует, если бы я сдавал свою собственную картину. Я очень рад успеху Гриши Чухрая, Урусевского и всех членов группы.

Так как я имею отношение к этой картине, то мне хотелось бы ответить на некоторые претензии, которые здесь были к картине. Ответить я хочу так (цитата из «Войны и мира» Толстого о том, как Тушин пожертвовал пушками, но бой в целом был выигран):

«Не до жиру-быть бы живу». Надо отдать должное «капитану» Чухраю, который сумел в этой обстановке довести картину до конца, а условия у него были очень трудные.

Им нужно было снимать зимнюю натуру, а там очень быстро наступает весна, при этом штормовых дней бывает раз в две недели. Остальное время море бывает спокойное. В фильме нет волн, набегающих на трупы. Я объясню, почему их нет. Фильм [был] под угрозой, и я предложил разбить все неснятые кадры на три очереди.

Первая очередь — это то, без чего картина не может выйти. Вторая очередь крайне необходима, но без нее можно все-таки обойтись. Третью снять желательно, но для фильма это особой роли не играет. Мы решили снимать то, что даст возможность выиграть бой в целом.

Первое — это бот во время шторма, прибытие его на остров, без этого картина не могла выйти. Второе — трупы, третье — если останется время. Было решено снимать первую очередь, так как в один штормовой день мы должны были снять: баркас в море, прибытие его на остров, отправить его обратно, бегущих Марютку и поручика к избушке. А так как шторм бывает раз или два раза в месяц, то от трупов на берегу пришлось отказаться. Я хочу отметить великолепную работу Урусевского, который снял этот кусок, как художник огромного масштаба.

Я снимал картину такого рода — «Тринадцать» — при стандартном, стабильном солнце. Чухраю пришлось снимать и ночь. У меня в картине было лето, а им нужен был холодный зимний ветер, облака, бегущие по небу, что очень трудно снять в пустыне. Это физически невозможно. Кроме этого, там после каждого шага остаются следы. Репетировать им приходилось на одном месте, а снимать-на другом. Вместе с тем, должен сказать, что некоторые вещи не удалось доснять, потому что Чухрай снимает первую картину.

Извицкая получилась, с моей точки зрения, хорошо. Удача Извицкой-это удача Чухрая. С ней пришлось очень много поработать. Она очень нежна, очень лирична. Слова «рыбья холера» даются ей очень трудно, а любовь ей более близка, и здесь она играет великолепно. Стриженов в большей степени работал сам.

Насчет красоты пустыни должен сказать, что она прекрасна только потому, что ее снимал Урусевский. Во второй половине чувствуется больше уверенности, слаженности в работе оператора и режиссера. Это видно даже из того, что первую половину снимали пять месяцев и не досняли, а вторую сняли быстрее и лучше. И она прошла, как песня. Например, когда поручик бежит за Марюткой. Этот кусок снят с такой поразительной силой и чувством! Или когда Марютка сидит одна на берегу после ссоры, или когда волны бегут на пустынный берег. За это надо Урусевскому поклониться в ноги.

Первая часть картины не удалась, потому что там была очень трудная натура, кроме этого группа находилась в тяжелых условиях-у них было мало пищи и воды и вдобавок ко всему у них не было возможности смотреть снятый материал.

Когда я приехал, они были в ужасе [оттого], что материал никуда не годится, и мне с большим трудом удалось их убедить, что я видел материал и он хороший. У них, действительно, ничего нельзя было разглядеть. Каждый контражур выглядел, как тень. Серые тени бродили по экрану.

Есть одно очень серьезное замечание ‹…›. Речь идет о финале. Он тревожит и меня, и Чухрая. ‹…› Кадр, когда она стреляет со словами «Именем революции», — Извицкая это сыграть не может. Ей это трудно.

Насчет женского голоса. Я считаю, что поет плохая певица. Здесь должна петь женщина с хорошим голосом, тогда не будет этого воя самки. Здесь певица тужится перепеть оркестр, ей это трудно. По замыслу же это интересно.

Я очень рад успеху Гриши Чухрая, который учился во ВГИКе. Это один из моих детей, и я надеюсь, что успех не вскружит ему голову, что он не один раз порадует нас хорошей картиной. Большую помощь молодому режиссеру оказали Урусевский и Крюков.

Чухрай Г. Говоря откровенно, я шел на Худсовет с таким чувством, что картину не примут, это очень тяжело. Дело в том, что когда в последнее время мы смотрели наш фильм, я замечал те шероховатости, неудачи, о которых здесь сейчас говорили. Тому, что фильм получился, я обязан М. И. Ромму, Урусевскому, Крюкову, которые во многом мне помогли. Мне очень приятно, что картина принята хорошо.

Из Стенограммы обсуждения фильма «Сорок первый» на худсовете «Мосфильма», 1956 г. // Киноведческие записки. 2002. № 61.