Съемки «Русского вопроса» перевалили за середину…
‹…› В один из съемочных дней, когда была отрепетирована одна из сцен, поставлен свет на декорацию и на актеров и мы готовились к команде: «Тихо в павильоне!.. Съемка!.. Начали…» — у входных дверей раздались громкие голоса. Ромм недовольно спросил:
— Что такое? Кто себе позволяет при сигнале «Тихо» входить в павильон?!
Все расслабились. По павильону
Свет погас. Осталась одна контрольная лампочка. Стало темно и почти мрачно. Актеры и вся группа расселись в декорации по мягким диванам и креслам, и начался обычный в такой ситуации треп. ‹…› В общем, развлекались, как могли, в ожидании момента, когда в павильон ворвется режиссер с возгласом: «Давайте работать! Свет! Все по местам!..»
Но в этот раз ожидание режиссера настолько затянулось, что директор группы объявил перерыв.
— Место артиста в буфете! — и все кинулись в столовую.
Насладившись сосисками, борщами и салатами, все вернулись обратно. Режиссера еще не было. Всем
В павильон вошел второй режиссер и очень торжественно объявил:
— На сегодня съемка кончена! Можете идти по домам. О следующей съемке будет объявлено особо…
— А где Ромм? Что происходит? — раздался
— Ромма увезли со студии. Сегодня его уже не будет!..
В те времена такая, казалось, безобидная фраза звучала зловеще. Что значит увезли? Кто увез? Куда увезли? Арестовали? Других мыслей никому и не приходило в голову.
Во всяком случае съемка отменялась. Все молча пошли раздеваться и разгримировываться.
Объяснить, что творилось у меня внутри, — это значит ничего не объяснить. Сердце скрутилось в жгут, и
«Увезли, арестовали, увезли, арестовали», — ритмично бил пульс.
‹…› Это было так необычно, что я сперва ничего не поняла. Потом вдруг сообразила, что если «арестовали, увезли»… значит, я жена врага народа. А что это такое, я знала по своим друзьям.
Переодевалась я тоже сама. У костюмерши оказались срочные дела, и, извинившись, она исчезла.
Не постучавшись, в костюмерную вошел второй режиссер. Он был бледен. Оглянувшись на дверь, он мне шепнул:
— Ромма предали суду чести… — И тут же громко спросил: — А где костюмерша?
— Не знаю…
— Пойду поищу… — И режиссер вышел.
«Суд чести» — это гражданская смерть. Только что прошел такой каток по Роскину и Клюевой. Врачам, которые работали над проблемой рака. Их обвинили в том, что они изобрели способ излечения этой страшной болезни и продали этот секрет
Средство от рака не изобретено и по сей день, а этих людей не стало. Так никто и не узнал, куда, в какую темноту они канули.
Ну, хорошо… Их обвинили, что они
‹…› Пришла домой. Ромма не было и дома. Да я не знала, увижу ли его вообще. Придет ли он домой.
Дома села у окна. Стала смотреть во двор. Ждала. ‹…› Сколько времени я просидела — не знаю. День начал клониться к вечеру.
И вдруг звонок. Это был Ромм. Как же я могла пропустить тот момент, когда он шел по двору…
Двери открыла работница. Я стояла в дверях своей комнаты и смотрела на то, что должно было остаться от моего мужа.
— Лешка, что это ты такая бледная?.. Неужели
Я смотрела на него и ничего не могла понять. Он был весел, и боевое настроение не покинуло его даже в голодном состоянии.
— Ты здоров? У тебя с головой всё в порядке? Почему после того, что произошло, ты в таком настроении? Это же ненормально!
— Всё расскажу. — Пока не поем, нет сил…
— Как ты можешь сейчас есть?
Кузьмина Е. Редакционная врезка № 3 // Ромм М. Как в кино. Устные рассказы. Нижний Новгород: Деком, 2014.