Любовь Аркус
«Чапаев» родился из любви к отечественному кино. Другого в моем детстве, строго говоря, не было. Были, конечно, французские комедии, итальянские мелодрамы и американские фильмы про ужасы капиталистического мира. Редкие шедевры не могли утолить жгучий голод по прекрасному. Феллини, Висконти и Бергмана мы изучали по статьям великих советских киноведов.
Зато Марк Бернес, Михаил Жаров, Алексей Баталов и Татьяна Самойлова были всегда рядом — в телевизоре, после программы «Время». Фильмы Василия Шукшина, Ильи Авербаха и Глеба Панфилова шли в кинотеатрах, а «Зеркало» или «20 дней без войны» можно было поймать в окраинном Доме культуры, один сеанс в неделю.
Если отставить лирику, «Чапаев» вырос из семитомной энциклопедии «Новейшая история отечественного кино», созданной журналом «Сеанс» на рубеже девяностых и нулевых. В основу этого издания был положен структурный принцип «кино и контекст». Он же сохранен и в новой инкарнации — проекте «Чапаев». 20 лет назад такая структура казалась новаторством, сегодня — это насущная необходимость, так как культурные и исторические контексты ушедшей эпохи сегодня с трудом считываются зрителем.
«Чапаев» — не только о кино, но о Советском Союзе, дореволюционной и современной России. Это образовательный, энциклопедический, научно-исследовательский проект. До сих пор в истории нашего кино огромное количество белых пятен и неизученных тем. Эйзенштейн, Вертов, Довженко, Ромм, Барнет и Тарковский исследованы и описаны в многочисленных статьях и монографиях, киноавангард 1920-х и «оттепель» изучены со всех сторон, но огромная часть материка под названием Отечественное кино пока terra incognita. Поэтому для нас так важен спецпроект «Свидетели, участники и потомки», для которого мы записываем живых участников кинопроцесса, а также детей и внуков советских кинематографистов. По той же причине для нас так важна помощь главных партнеров: Госфильмофонда России, РГАКФД (Красногорский архив), РГАЛИ, ВГИК (Кабинет отечественного кино), Музея кино, музея «Мосфильма» и музея «Ленфильма».
Охватить весь этот материк сложно даже специалистам. Мы пытаемся идти разными тропами, привлекать к процессу людей из разных областей, найти баланс между доступностью и основательностью. Среди авторов «Чапаева» не только опытные и профессиональные киноведы, но и молодые люди, со своей оптикой и со своим восприятием. Но все новое покоится на достижениях прошлого. Поэтому так важно для нас было собрать в энциклопедической части проекта статьи и материалы, написанные лучшими авторами прошлых поколений: Майи Туровской, Инны Соловьевой, Веры Шитовой, Неи Зоркой, Юрия Ханютина, Наума Клеймана и многих других. Познакомить читателя с уникальными документами и материалами из личных архивов.
Искренняя признательность Министерству культуры и Фонду кино за возможность запустить проект. Особая благодарность друзьям, поддержавшим «Чапаева»: Константину Эрнсту, Сергею Сельянову, Александру Голутве, Сергею Серезлееву, Виктории Шамликашвили, Федору Бондарчуку, Николаю Бородачеву, Татьяне Горяевой, Наталье Калантаровой, Ларисе Солоницыной, Владимиру Малышеву, Карену Шахназарову, Эдуарду Пичугину, Алевтине Чинаровой, Елене Лапиной, Ольге Любимовой, Анне Михалковой, Ольге Поликарповой и фонду «Ступени».
Спасибо Игорю Гуровичу за идею логотипа, Артему Васильеву и Мите Борисову за дружескую поддержку, Евгению Марголиту, Олегу Ковалову, Анатолию Загулину, Наталье Чертовой, Петру Багрову, Георгию Бородину за неоценимые консультации и экспертизу.
Ноябрь, Месяц Революций, пришел в Москву. Москва встретила его равнодушно, холодны были объятия блестящих улиц. Ноябрь приникал к стеклам, зябнул и прятался в рукава. Его пальто запотело. Он поднял воротник и пошел вверх по Тверской.
Трепались намокшие полотнища перекинутых через улицу рекламных стягов. Афиши ползли, обнажая штукатурку. Был ветер. Ноябрь вздрагивал, как погода. Навстречу ему быстро ползли автобусы. Внутри их покачивалась светлая страна незнакомых, где люди сидят затылками в одну сторону.
И Ноябрь слушал Москву, до горла переполненную молчанием, слякотью и огнями. Москва. Москва.
Как восторженно ржала она семь лет назад при его приходе. Как она краснела и хлопала в ладоши.
Помнил Ноябрь рушащуюся пещеру Никитских ворот, и оспу зданий и вывесок, и предсмертный хрип Кремля, и веселый аплодисмент с Таганки.
Он помнил безупречный пляс по пустым и красным улицам.
Теперь же одни автобусы пугали его.
Ноябрь остановился у витрины Госиздата. Холодная витрина фальшиво улыбалась ему искусственными своими зубами. Скользили автобусы за спиною. Витрина предлагала ему Вороного коня.
— О, — напыщенно, как ребенок, думал Ноябрь. — О, сесть на Коня Вороного. О, умчаться прочь из чужого холодного города.
В эту минуту я заметил его.
— Совсем как человек, — подумал я и подошел.
Ноябрь уныло ежился у блестящей витрины и переступал с ноги на ногу. Калоши его протекали. Его голодный взгляд бесцельно обшаривал выставку. Сгорбясь, стоял он, подняв воротник, стараясь согреться. Мне стало жаль его. Я заглянул ему в лицо, увидел тоску и вспомнил детство. Я постарался попасть ему в тон.
— О, Ноябрь! — сказал я. — О, Месяц Революций! Ты мерзнешь, голодный, у витрины Госиздата. Ты прячешься в рукава. Твои калоши протекают. Твое сердце медленно бьется. О, плещущее сердце Ноября! Ты тоскуешь! Не каждый год носиться тебе веселым псом по грозным и пустым улицам раскаленных городов!
Ноябрь повернулся ко мне и пристально взглянул мне в глаза.
Взгляд его был незабываемо тосклив и торжественен.
— Спасибо, — сказал он, повернулся и быстро пошел прочь.
Мне показалось, что на его глаза набежали слезы.
Раскаяние схватило меня в охапку и бросило вдогонку ему.
— Простите, — сказал я, догнав его, — простите за глупую шутку. Я не хотел вас обидеть.
Но Ноябрь ничего не ответил, взглянув на меня мутно и странно вошел в магазин.
Ромм М. Ноябрь [начало