Катерина Тарханова: Раннее русское кино сильно продвинулось, когда в него пришли люди театра — Таиров, Сушкевич, Мейерхольд. Но они приходили культурненько развить киноязык, а Серебренников сейчас вынужден в развитый киноязык вводить именно культуру театра. Театральная условность позволяет говорить прямо, и чем больше нашей дикости, гадости, бреда впишется в жесткую условную структуру, тем свободнее от них тот, кто ее переварит. Не очень уместен, на мой взгляд, только ход с чуждым нам Гамлетом. Если бы все те же самые общесемейно-уголовные ситуации нанизать, например, на убийство Иваном Грозным собственного сына или горьковский роман «Мать», в «Изображая жертву» вписалось бы еще больше, и было бы еще смешнее.

Зара Абдуллаева: Поскольку наши сценаристы никаких «новых форм» не выдают, на помощь новым зрителям приходят театральные драматурги. Пьеса братьев Пресняковых, построенная как череда «мышеловок» и с финальным появлением тени отца провинциального Гамлета, свежо, доходчиво и не радикально (потому и успех) сканирует и воображает людей и положения текущего времени. Кирилл Серебренников легко и с удовольствием изобразил на экране парад гротесковых, иногда претенциозных аттракционов, угадав и тягу, и потребность (но не опередив ожидания) разных субкультурных сообществ в отважной речи и пластике очередных героев безгеройного времени. Точнейшая Михалкова стала мягкой опорой не только этой эксцентриады, но и режиссуры Серебренникова.

Елена Плахова: Кинематографический взгляд Серебренникова пробивался и в «Рагине», и в «Постельных сценах», но в новом фильме режиссер достигает виртуозного баланса между материей киноизображения и театральной условностью. Он легко оперирует разными техниками и художественными технологиями: элементы Догмы и синема-верите, анимация и актерские монологи (включая знаменитый матерный) образуют ту пестроту состава фильма, которая приближает его к эклектике реальности, но отделяет от нее высоким градусом артизации.

Андрей Плахов: Современная версия «Гамлета», который, в отличие от своего прототипа, без лишних колебаний отвечает агрессией на агрессивное состояние окружающего мира. В каком-то смысле опыт Серебренникова напоминает раннего Аки Каурисмяки, который тоже снял по «Гамлету» черную комедию, превратив Данию в Финляндию, сделав принца финского современным молодым человеком «с сердцем горячим, как холодильник». А вскоре поставил «Девушку со спичечной фабрики», финал которой (девушка отправляет на тот свет мать, отчима, любовника и случайного приставалу в баре) рифмуется с тем, чем кончается «Изображая жертву». Мы знали по театру, что Серебренников — режиссер с правильным чувством современной жизни, сюрпризом было узнать, что у него безупречное чувство кино.

Михаил Трофименков: Отличная метафора современности, предоставляющей людям полную свободу выбора: быть или жертвами, или убийцами. Упрекнуть Кирилла Серебренникова можно только в одном. Предчувствуя упреки в театральности, неизбежные, независимо от степени их справедливости, он переборщил с чисто, как ему казалось, киношными вкраплениями в фильм. Анимация там, финальная сцена с отцом, напоминающая, не к ночи будет помянуто, «Возвращение» (Звягинцева, не Альмодовара, хотя хрен редьки не слаще). Но как раз эти вставки и кажутся театральными, искусственными в очень органичной притче.

Павел Черноморский: Серебренников и Пресняковы ступили на почву, удобренную традицией. «Гамлет» и шахназаровский «Курьер» тут не единственные параллели, я бы вспомнил еще и Печорина, и декабристов, и советских семидесятников, выросших в оттепель, а потом почувствовавших себя вдруг обманутыми. Авторы «Изображая жертву» первыми заговорили о том, что в стране действительно есть потерянное поколение. И эти люди — совсем не пятидесятилетние инженеры без знания компьютера и английского.

Лидия Маслова: То раздражение, которое не сразу, но неизбежно вызывает фильм и его герой у людей, родившихся раньше или позже так называемого «поколения Х», говорит о том, что режиссер Серебренников и драматурги бр. Пресняковы методом интроспекции создали очень колоритный собирательный образ тех, кому немного за тридцать. На сочувствие и понимание этот портрет не особенно претендует: сколько бы герой ни притворялся жертвой, в самых разных смыслах, его закрытость и склонность к эмоциональной мимикрии скорее отталкивает зрителя, чем интригует, и идентифицироваться с ним можно только изнутри поколения Х, ко всему равнодушного, но приспособившегося артистично морочить голову доверчивым согражданам.

Александр Секацкий: Фильм производит впечатление торопливо и крайне небрежно изготовленного «культурного продукта». Такое ощущение, что сначала была рассказана (написана) «прикольная история» в духе Довлатова или даже, скорее, Михаила Веллера, которая произвела должный эффект («ну, это прокатит») и сразу же было решено, что если подверстать под нее популярных актеров и хорошенько финансировать проект, а потом еще не пожалеть усилий на раскрутку, — успех обеспечен. Не прокатило. Фильм рассыпается на отдельные куски, обнаруживая производственные швы, полное отсутствие идеи целого. Шекспир не спасает, юморок в духе Петросяна не вытягивает. И хотя нехорошо испытывать злорадство и тем более признаваться в нем, но все же зритель, все еще наивно полагающий, что для кино требуется и нечто нерукотворное, а не только арифметический рецепт успеха, может быть удовлетворен хотя бы тем, что получил подтверждение своей правоты.

Критики о фильме «Изображая жертву» // Сеанс. 2006. № 29/30.