Главное Событие спектакля — игра Сергея Маковецкого — существует в стороне от столкновения жестко идеологизированных концепций автора и режиссера. Пока Виктюк играет на руку гордыне, мифологизируя и «укрупняя» образы, Маковецкий просто играет влюбленного человека. Хорошо играет.
Не ослепление страстью, а прозрение. Что-то открылось его Илье в чужом лице — ослепительное и сокрушающее, так что больно глазам. И он все отводит взгляд. Его любовь исполнена страха, тревоги, мучительной нежности. Она несбыточна — протянув руку, он так и не может коснуться волос Антона — и с самого начала (он это твердо знает) таит в себе смерть.
Мрачные реалии пьесы Коляды позволили Маковецкому сделать традиционный, но от того не менее эффектный ход. Любовным безумием охвачен не интеллигентный неврастеник Галлимар, а нищий, озлобленный калека, день-деньской торчащий у универсама, чтобы к вечеру пропить выручку. Маковецкий создает характер сильный и грубый, чтобы тем острее сыграть преображение своего героя. Мелодраматический закон контраста дает тон уверенной повадке Маковецкого. Возвышенная душа героя освобождается от грубой оболочки, неровно оборвавшись в разгар веселья, интонация сулит невеселый исход. Чувство внутренней обреченности одолевается в веселом отчаянии: так он рассказывает свой сон, в котором был вороной, летал и каркал: «Я ворона!.. Я никакого пола, ни женского, ни мужского!..» Он сильно взмахивает рукой, глаза его темнеют и круглятся по-птичьи, в них тоска и азарт.
Но в этом разорванном спектакле даже цельное актерское существование Маковецкого обречено на разлад. Его всерьез сыгранное предсмертное просветление не может преодолеть комической безвкусицы монолога, сочиненного Колядой. Этот двойной эффект логично завершает спектакль, созданный из неразрешимых противоречий между мистерией и «чернухой», между шоу и проповедью. Лицо Ильи озаряется радостным светом, он произносит слова, которые дарят нам сладкую, невыносимо сладкую надежду: «Мы встретимся, Антон! Обязательно встретимся!»
Встретятся. Обретут свой искусственный рай, где идет бумажный снег, и вместо Преснякова-младшего поет Фредди Меркьюри.
Никифорова В. «Рогатка» Коляды и Виктюка: противоположности не сходятся // Театр. 1994. № 7-8.