Герои Сухорукова — люди странные, эксцентричные, испытывающие острую потребность истового служения какой-либо «идее», которая может обернуться и дурной «смердяковщиной» и жертвенной самоотдачей. В разное время в числе его персонажей оказывались юркие угодливые «шестерки», фанатичные «вожди», бандиты, простоватые чудаки, трусливые подлецы, верные преданные друзья… Среди его героев вполне могли оказаться и персонажи произведений Андрея Платонова — фантастические «сокровенные люди», обитатели Чевенгура и «Города Градов». Как никто другой Сухоруков угадал и сумел показать тип человека, легко попадающего под власть глобальной идеи, которая или подминает его незадачливого героя, делая своим рьяным служителем, или же окрыляет, открывая безбрежные горизонты любви и милосердия. Вряд ли сегодня найдется другой такой актер, в котором столь парадоксальным образом уживается глубинное знание неприглядной изнанки человеческой души и безграничное сострадание к этой самой душе, жуть и жалость, сарказм и горестная нежность.
Именно эту тягу к двойственности, к опасной игре на грани возвышенного и шутовского безошибочно угадал в Сухорукове Петр Фоменко, пригласивший в 1978 году выпускника ГИТИСа в Ленинградский театр Комедии. Блистательный театральный провокатор, Фоменко дал молодому актеру роль старика Кузьмы Егоровича Веселова в комедии «Добро, ладно, хорошо» по Василию Белову. Возрастная дистанция между актером и героем создавала пространство для игры с образом, позволяя «играть в старика», не заботясь о правдоподобии, не скрывая собственной молодости и озорного лукавства. В компании незадачливых деревенских ходоков, отправившихся в город, герой Сухорукова оказывался самым деловитым и энергичным. Маленький шустрый Егорыч становился вдруг вожаком. Новоявленный Одиссей с бочонком соленых рыжиков под мышкой все время лез на рожон, попадая, конечно же, в самые нелепые ситуации: то вел дипломатические переговоры с дантистом, по ошибке принимая его за адвоката, то с пламенной речью взволнованно выступал на слете передовиков. Но чем простодушнее (даже в своих хитростях), трогательнее был герой, тем отчетливей звучала в спектакле ирония. Смешным и жалким выглядел человек, вдруг ощутивший себя общественно значимым и принявшийся на свой лад упрямо отстаивать справедливость. ‹…›
В спектакле «Характеры» по В. Шукшину чудак-тракторист на последние деньги тайком от жены покупал микроскоп. Он готов был пожертвовать и тихим семейным счастьем, и благополучием самых близких во имя Человечества, думая, что именно ему суждено постигнуть тайну Вселенной и подарить ее людям. А мелкотравчатый «зэк» из фильма «Комедия строгого режима», однажды сыгравший Ленина в лагерной самодеятельности, так вживался в образ «вождя мирового пролетариата», что истовая вера его вдохновляла видавших виды «урок» на борьбу за призрачные идеалы коммунизма.
Бредовая идея всеобщей «пушкинизации» России для героя Сухорукова в фильме Юрия Мамина «Бакенбарды» становилась средством подчинения масс. Жанр социального памфлета позволял актеру дерзко манипулировать масками жаждущего власти самозванца — эстетсвующий хам превращался в бесноватого диктатора, ведущего за собой отряды национал-патриотов. Что-то толкало это жалкое тщедушное существо, превращая его в жутковатый фантом. Марионеточность движений, вызывающая резкость, взвинченность интонаций чуть дребезжащего голоса усиливали ощущение ирреальности персонажа, обладающего опасным даром обольщения.
Отсутствие же всякой идеи оборачивалось для сухоруковского героя полным крахом в фильме «Счастливые дни» Алексея Балабанова. Выписавшись из больницы, он потерянно бродил по улицам пустынного, гулкого, словно вымершего города… Никому не нужный и ко всему уже безучастный человек, из которого «вынули» душу, разглядывал этот странный мир, будто находясь по ту сторону бытия. Оцепенение, холодный ужас перед неузнаваемо изменившейся реальностью актер передавал через медленный, замирающий ритм внутренней жизни героя, превратившегося в «недочеловека», утратившего понимание добра и зла.
О значении этих понятий, напротив, хорошо знал главарь банды убийц по кличке Изгой в фильме Михаила Каца «Хромые вниидут первыми». Лихо щеголяя библейскими цитатами, он сознательно передергивал их смысл, отчаянно бросая вызов небесам. ‹…›
Сухоруков способен так концентрировать все чувства и мысли своих героев на избранном им объекте — будь то идея, человек, мечта или фантазия, — что его с виду невзрачные герои обретают масштаб и, казалось бы, сугубо индивидуальные черты характера становятся приметами определенного типа людей, живущих в мире собственных фантазий, где реальность — лишь повод для вдохновенного творчества. Свои идеальные представления о дружбе, верности, любви стремился во что бы то ни стало воплотить в жизнь добродушный мечтатель Ридольфо, герой комедии К. Гольдони «Влюбленные». В смешных маленьких очечках появлялся он с двумя стопками книг и замирал на сцене — то растерянно, не зная, как помочь незадачливым влюбленным, то погружаясь в собственные размышления, то застенчиво краснея перед рыжеволосой вдовушкой. Предельность чувств достигалась резкими переходами душевных состояний героя — от задумчивости к бурному воодушевлению, сменявшемуся грезами о возвышенной любви, мечтаниями о возможном счастье… В чудачествах студента-книжника виделась его трепетная любовь к людям — в сказочном мирке спектакля Татьяны Казаковой идеалист Ридольфо одерживал верх над всеми житейскими неурядицами. ‹…›
В одном из интервью актер не без иронии заметил: «Надо почаще глядеть на себя в зеркало и ясно понимать, что у тебя сегодня — лик или рожа — и требует ли душа твоя бани». Показывая зрителям «лики» и «рожи» самых разных персонажей, Виктор Сухоруков заставляет нас взглянуть на себя со стороны и задуматься над непутевой нашей жизнью.
Спирина С. «Сокровенный человек» Виктора Сухорукова // Петербургский театральный журнал. 1998. № 16.