Володя был моим первым художником в кино, мы вместе делали «Гололед». Я помню, хотя уже больше 15 лет прошло, как меня поразила первая встреча с ним: не знаю уж, кого я ожидал увидеть, но он был точно не тем. Передо мной — а дело было на Савеловском вокзале, мы уже начали выбирать натуру, художника у нас в кино всегда было труднее всех найти, и Володя появился в группе последним — так вот, передо мной стоял такой мужичок (в питерский СТВ-шный контекст он вписывался гораздо лучше, чем в московско-богемный), не «художник», а плотник скорее — тогда я еще не знал, что в кино художник именно так и должен выглядеть. Володя был в каком-то смысле архетипическим кинохудожником. Под этим я разумею не только внешность, конечно. Худпост и есть плотник в первую очередь — он делает мир, который снимает камера, и молоток с гвоздями в его руках можно увидеть гораздо чаще, чем карандаш. При этом, прежде чем делать, он должен все-таки видеть, то есть он не просто рукодел. А помимо этого, в отличие от некиношного художника, кинохудожник еще и реализует не исключительно свою волю, то есть он должен быть еще и хорошим, внимательным слушателем, ретранслятором чужого, режиссерского видения. Вододя был именно таким кинохудожником. Утонченным внутри и неутонченным снаружи, с метким взглядом и умеющими руками.

Главным объектом на нашей картине была квартира героя, а герой у нас гей, плюс не то чтобы состоятельный, но и не бедный — как он живет по дизайну — черт его знает. Художник, с которым я встречался до Володи, сказал: поедем в мебельный салон, там все снимем. Мы не договорились. А Володя слушал, кивал, а сказать-то мне было не особо много чего, я знал только, что дизайн должен быть минималистичным. А потом я приехал на объект — мы снимали в квартире, которая принадлежала нашему продюсеру, Елене Яцуре, но была выставлена на продажу и была абсолютно голой — и увидел именно то, что хотел. Так, во всяком случае, мне показалось — что я именно этого и хотел, разве не это как раз я ему на днях так подробно описывал? Это вот и есть оптимальный исход рабочих взаимоотношений режиссера с группой — когда все что-то делают свое, а потом тебе кажется, что иначе и быть не могло. Я потом какое-то время жил в этой декорации, пока мой герой ее не разрушил в кадре — так и спал в этом мире, придуманном Володей, а утром меня будила пришедшая снимать кино группа… На премьере его уже с нами не было — «Гололед» вышел в 2003, а снимался в 2001. Помню, в зале Дома Кино сидела его жена, и я что-то говорил ей со сцены, но что я мог сказать. Что это дикая несправедливость? Невосполнимая потеря? Что столько еще могло быть сделано? Все это так, конечно, и пустоты эти не заполняются. Но если честно, если уж суждено тебе уйти преждевременно, то лучше так, как Сережа со своей группой, с Володей: снимая кино, и от чего-то неизмеримо большего, чем ты — например, от тектонических сдвигов земной коры.

Специально для «Чапаева».