Деревянная камера француза в «Трофиме» — не муляж, именно на нее сняты кадры хроники. Астахов вспоминает, как нашел ее на «Ленфильме»:
Она сломанная была, нескольких деталей не хватало. Я их сделал своими руками, починил ее, и она снимала. Пленка была хорошая,
Снятые старой камерой кадры отличались от того, что мы (и персонажи) видим на экране, — исходное изображение не мигало. Астахов создал пульсацию в процессе контратипирования, меняя освещение при помощи лабораторного трансформатора.
‹…› Чтобы киноизображение считывалось как киноизображение, в нем должен содержаться изъян, помеха, нечто, отличающее его от непосредственного опыта человеческого глаза, — именно поэтому Астахов в «Трофиме» имитирует мерцание пленки, которое неспособна была создать аутентичная кинокамера. То, что снято французом, мигает, манифестируя себя именно как кино, — в отличие от «реальности», в которой Трофим убивает брата, а Герман монтирует свой документальный фильм. «Счастливые дни» и «Замок» существуют в условном пространстве как бы до изобретения кинематографа (или вне его изобретения). «Трофим» привязан к двум конкретным эпохам — это девяностые, «наши дни», и 1904 год. ‹…› Но мерцающая хроника создает в картине и третье измерение — вневременное пространство кино.
‹…› Как и в «Трофиме», «сепия» означает тут [в фильме «Про уродов и людей»] «прошедшее незавершенное время». ‹…› Фильм был снят на
Кувшинова М. Балабанов. СПб.: Мастерская «Сеанс», 2015.