Балабанов короткометражный

Герои первого короткометражного фильма Алексея Балабанова «Раньше было другое время» просыпаются вдвоем в односпальной кровати; в комнате Нади желтые обои, с вечера стоят на подоконнике консервная банка, два стакана и бутылка водки. Судя по тому, что Игорь надевает пальто прямо в комнате, это коммуналка или общежитие. Помещение небольшое, но из-за того, что в нем почти нет мебели, а на стенах висит только несколько плакатов (на почетном месте — портрет Алена Делона), комната выглядит пустой.

В таких депрессивных квартирах будут жить персонажи почти всех больших фильмов Балабанова, начиная со «Счастливых дней» и его бесприютного главного героя; особенно подчеркиваются отношения с пространством в «Мне не больно», где многочисленная ремонтная бригада из понаехавших в Петербург провинциалов делит совершенно неустроенное жилище. В полунищих интерьерах позднесоветского быта знаками другой, лучшей жизни смотрят со стен портреты рок-звезд и киноактеров: железный занавес пока не поднят, и свердловские круглосуточные тусовщики всё еще учатся любить запретные плоды Америки и Европы, укрывшись от вечной русской зимы в панельных многоэтажках. Об этой тоске городских окраин поет Бутусов в песне, из которой заимствовано название фильма «Раньше было другое время», и молодые люди в модном ресторане жмутся друг к другу на танцполе под строчки про «парней с прыщавой совестью» и «отца, плюющего в приготовленный ужин». Первый фильм Балабанова — почти экранизация песни «Взгляд с экрана»: молодой человек главной героини, выбранный ею за отдаленное сходство с Аленом Делоном, готов обменять свою подругу на сто рублей — так мир для нее оказался повестью, причем довольно паршивой.

В ранних работах Балабанова отчетливо видна его манера придавать саундтреку гораздо большее значение, чем это принято, и музыка у него используется не как фон, но как смыслообразующий и ритмообразующий элемент. Примеры из фильмографии многочисленны: Прокофьев и романс о колокольчике в «Про уродов и людей», Юрий Лоза и «Ариэль» в «Грузе 200», Вертинский в «Морфии» и, разумеется, «Наутилус» в «Брате» и хитовый саундтрек продолжения. «Брата» в свое время даже ругали за чрезмерное обилие «Наутилуса», и этим фильм «Раньше было другое время» на него похож. Эта маленькая трагедия если не рождается из духа музыки, то во всяком случае тесно с ней связана — даже ее заглавие взято из песни Кормильцева и Бутусова «Никто мне не поверит», которая в фильме тоже есть. Тот же принцип использован во втором фильме режиссера: «У меня нет друга» — рефрен из песни Егора Белкина, а подзаголовок One Step Beyond — композиция британской ска-группы Madness, звучащая за кадром. Здесь свердловская рок-сцена занимает уже центральное место в сюжете: хорошенькая школьница увлекается эффектным музыкантом Белкиным, который играет в фильме самовлюбленную локальную знаменитость. По фильму Белкин настолько популярен среди модной публики, что у впечатлительных старшеклассниц его портрет висит на стене вместо Делона; но попав за кулисы этого мира на правах groupie, главная героиня обнаруживает там те же панельные интерьеры, болтовню под водку (кадры рокерской пьянки выглядят как документальные) и торопливый секс под одеялом.

Зазор между бытом и кино, персонажем и актером невелик в игровых короткометражках Балабанова, поэтому документальная лента «Настя и Егор» о паре рок-музыкантов выглядит продолжением первых фильмов, только теперь круг персонажей ограничен до двух. В «Раньше было другое время» и «У меня нет друга» главные героини — женщины, что для фильмографии Балабанова достаточно необычно: во всех его полнометражных работах (кроме незаконченной «Реки» и «Груза 200», где нет протагониста) повествование ведется с мужской точки зрения. С другой стороны, обе девушки занимают виктимную позицию, и отношения полов уже в этих ранних лентах предполагают совершенно определенную динамику, чья крайняя форма — садизм «Уродов» и «Груза», а умеренная — баланс инь и ян, активного и пассивного начала. В этом смысле «Настя и Егор» — кино о мужском и женском: Егор Белкин напорист и решителен, постоянно окружен людьми; в интервью и перед товарищами он рисуется, рассказывая, что написал письмо Стингу. Настя Полева почти всегда одна в кадре, танцует сама с собой. В названии фильма — два имени с соединительным союзом, но понять отношения двух героев Балабанов предлагает именно из их противопоставления. Он не показывает Настю и Егора в одном кадре; единственное исключение — нарочито постановочная мизансцена, в которой оба неподвижно сидят на кровати, не говоря друг другу ни слова.

Особняком в ранней фильмографии Балабанова стоит другая документальная работа — «О воздушном летании в России». Это небольшая зарисовка с празднования дня города в двадцатитысячной Нерехте Костромской области — места, не известного практически ничем, кроме истории о мифическом русском воздухоплавателе Крякутном, который якобы происходил из этих краев и произвел первый в истории человечества полет на воздушном шаре. Эта легенда, неумело сфабрикованная в XIX веке и при Сталине пришитая белыми нитками к борьбе за русские приоритеты в науке и технике, уже была разоблачена к 1989 году, однако жители Нерехты отказываются вычеркнуть ее из своей истории, и Балабанов не торопится с ними спорить. «О воздушном летании» — неожиданный шаг в сторону магического реализма, где исторический сюжет приобретает мифологическое измерение; его поддерживают музыка Шнитке и аллюзия на Тарковского, чей «Андрей Рублев» начинался внесюжетной сценой полета на шаре. Как часто говорил Балабанов в поздних интервью, «просто это красиво»: в самой запоминающейся сцене «О воздушном летании» мы наблюдаем, как сдувающийся черный аэростат, похожий на НЛО, трепыхается на фоне ясного неба.

Этот странный эпизод предвещает фантастический сюжет последнего фильма «Я тоже хочу», но в целом ранний Балабанов в выборе тем верен духу времени. Эпоха перестройки в кино известна резким поворотом в сторону бытового реализма, который от недоброжелательных журналистов получил прозвище «чернуха» и с которым впоследствии будут ассоциировать и Балабанова. Интересно то, что слово «чернуха» со временем растеряло большую часть оскорбительных коннотаций, превратилось в термин, и его уже выучили англоязычные авторы. Chernukha — русский фильм-нуар, даже этимология совпадает, и все-таки ранние опыты Балабанова скорее напоминают о другом явлении в истории кино — британском «реализме кухонной раковины». В отличие от картин Ричардсона, Шлезингера и их продолжателя Майка Ли, короткометражки Балабанова — не о пролетариях (в этом смысле к британской традиции ближе, например, «Маленькая Вера»), однако их связывает фотографически точная фиксация среды и эпохи перемен, в которую не повезло жить персонажам. Эти фильмы — документ странного времени: здесь еще прощаются словом «привет» и обращаются к друзьям «старик», как в книгах шестидесятников, но хотя вокруг героев — Советский Союз, они уже живут другими интересами. Маленькая драма героини «У меня нет друга» становится для нее шагом к освобождению от повседневного уныния, где на школьных уроках литературы Пушкина и Островского встраивают в систему политически грамотного взгляда на мир: one step beyond. Скоро будет другое время.