Поставили связанную Марью Прекрасную перед злым князем. Стоит она красивая и непокорная, а гость князя — слюнявый старичок, осматривая ее со всех сторон, говорит:
— Хочешь, я тебе, Ваше сиятельство, за эту девку любого кобеля променяю да еще 30 рублей ассигнациями?..
-— Не стоит она, князь, такой-то цены! — говорит слюнявый старичок.
При этом он разглаживает свои редкие кошачьи усы и, рассматривая девицу как лошадь, приговаривает:
— Глаза у нее разные, да еще и косые. Волосы грубые, губы толстые, сама курносая... А ноги, смотри-ка, совсем слабые.
Тут Марья неожиданно бьет своего покупателя в живот новеньким лапотком и тот, охнув, летит наземь.
Поджав живот и корчась от боли, он яростно визжит:
— Покупаю! Покупаю! Ой, покажу ей Кузькину мать!..
Тем временем шли Черт с Иваном на край света. Тащился Черт на привязи вслед за Иваном, спотыкался об острые камни, хромал и горько жаловался на чертячью долю:
— Нет нас, чертей, несчастнее никого на свете!.. Копыта износил!.. Шкуру всю стер!.. Холку натер мешок твой. Креста на тебе нет, Иван. Вот что!.. Так я и до края света не дойду, погибну...
— А ты не убивайся, лукавый, не хнычь. Вот и край света!
И Иван наклонился над голубой бездной. Это был, действительно, край света.
Сверху — облака, снизу — облака, с боков — тоже. Кругом — небо, и только узкий перешеек соединял Край света с Землею.
Росли на краю света два чахлых деревца, и корни их, пронзая насквозь землю, болтались снизу в воздухе.
Черт боязливо заглянул вниз.
Тут под ним обломился край земли, и он загремел в бездну.
— Ай! — отчаянно закричал он, хватаясь за корень, и, испуганно скуля, повис под землею в воздухе.
При этом черная голова его мгновенно поседела и стала белой. В страхе Иван отпрянул было назад, потом опомнился, лег на землю и, пытаясь вытащить черта, поймал его за кончик хвоста.
— Бес я ешшо молодой, необжитой! — рыдал лукавый. — Что ты со мной, Иван, делаешь?
Не успел Иван ответить Черту.
Край земли, на котором лежал он, оторвался, и парень, вместе с Чертом и чахлым деревцем, загремел вниз.
Со свистом летели они через голубую бездну, обгоняя облака и кувыркаясь в воздухе. Пролетев над дремучим лесом, плюхнулись под корень столетней сосны. Иван с разбитой головою свалился на песок. Черт, скуля, бросился было бежать. Но парень успел схватить его за ногу.
И стало тихо.
Только издали нарастал звон поддужного колокольчика. Тройка лихих коней мчала по лесной песчаной дороге таратайку с купцом. Сзади таратайки, как мертвая кладь, крепко прикручена была веревками Марья Прекрасная.
Увидев Ивана и Черта, купец приказал остановить тройку:
— Что это у тебя, молодец, за зверюшка?
— А это черт, Ваше степенство!
— Гм! — удивился купец. — И в самом деле, прости Господи, черт!.. Продай!
— Не-е! — говорит Иван, не отрывая глаз от Марьи Прекрасной. — Черт — он не продажный... Выменять его на эту девчонку, пожалуй, могу, а продать — не-е, не продам...
— Трогай! — говорит купец.
Звенят колокольчики. Стонет скрученная веревками Марья Прекрасная.
Тут не мог стерпеть Иван. Понукая Черта, бежит он следом. Бежит, что есть силы, за таратайкою, задыхается от усталости и волнения и кричит:
—Давай меняться... Ваше степенство! Бери лукавого. Ты смотри, бес он справный! Износу ему не будет! Смотри кака шкура! Отдай девчонку...
Купец не отзывается, не оглядывается. Черт хнычет и сопротивляется.
И парень стал отставать.
Однако так жалко стало ему Марьи Прекрасной, что, подхватив Черта на руки, припустился он за тройкою еще быстрее и, уже теряя последние силы, стал кричать:
— Дам мешок в придачу... Дам ешшо и рубаху... Онучки даю новенькие. Бери! Все бери!.. Отпусти девку!
И уже обессилев, Иван крикнул:
— Сам в кабалу пойду, отпусти девицу!
— Тпру! — кричит купец. — В кабалу на три года пойдешь?
— Пойду, — говорит Иван.
У него разбита голова. Задыхаясь от усталости, он валится сбоку дороги.
Ямщик отвязал Марью Прекрасную.
Склонясь над Иваном, она шепчет сквозь слезы:
—Я перевяжу твои раночки. Я никого не хочу любить кроме тебя, Ваня...
Она достает с груди каемчатый шелковый платочек и с нежностью перевязывает парню голову. Иван поднимается.
Марья Прекрасная падает ему в ноги:
— Спасибо тебе, Ваня.. На каторгу за меня идешь!
Купец схватил Черта. Черт завыл. Иван сел рядом с ямщиком.
Зазвенел поддужный колокольчик.
Марья Прекрасная в великом горе смотрела вслед тройке. Чистые глаза ее налились слезами.
Тут Иван, обернувшись, помахал ей рукой.
Заплакала Марья Прекрасная горько-горько.
‹...›
— Не видел ли ты, дед, такой девицы, глянув на которую, человек может в кабалу себя отдать и только радоваться?
— Как же, внучек, как же.. Видел я таку девицу.
— Где? — встрепенулся Иван.
— Она у нас под Ярославлем-городом жила годов, мотри, назад семьдесят. Хороша была девка. Ах, хороша! Таких уж больше и не быват.
И запрыгал старик на костыле дальше.
А грустный Иван побрел к своим мужикам и вдруг стал вслушиваться.
Шумел дремучий бор.
‹...›
Пела Марья Прекрасная песню, рвала цветы и не видела, как скрываясь за деревьями, поглядывал из-за них громадный медведь. Очень нравилась мрачному зверю и ладная девица, и веселая песня. Сначала он просто слушал, потом поднялся на задние лапы, стал приплясывать, вертеться, похлопывать лапами. И не успела Марья Прекрасная кончить песни, как медведь вывернулся из-за деревьев, подхватил девицу и, воровато оглядываясь, побежал с нею в чащу.
Он бережно нес ее меж деревьев, ласково урча, углублялся все дальше и дальше в бор, и казалось, что для Марьи Прекрасной нет уже спасения.
Высоко над лесным болотом лежала поваленная бурей сосна. Она служила зверью мостиком, и когда медведь нес через этот мост Марью Прекрасную, с другого конца выбежал Иван.
Они встретились на середине. Медведь положил девушку поперек моста и, взревев, пошел на отчаянного парня. Но не успел он даже моргнуть глазом, как Иван, топнув, что есть силы, отдавил косолапому ногу.
Заплясав на одной ноге, медведь заревел и схватился за ушибленную. Только того и ждал Иван. Он толкнул косолапого с сосны, и тот с ревом плюхнулся в болото.
Тут Иван схватил Марью Прекрасную на руки и побежал с нею на берег.
Через папоротники и через малинники, мимо дубов и мимо столетних сосен, нес Иван как святыню любимую девицу, и когда пришла она в себя и узнала Ванюшку, загорелись ее глаза нежностью. ‹...›
В ногах у вожака Савелия валялись Иван и Марья Прекрасная.
— Не вели казнить, дедуся, вели слово вымолвить! Спас меня этот Ванюшка от лютой смерти.
— Отдай за меня Марью Прекрасную!
— Выдай меня, дедушка, за Ванюшку!
— Ой, корежински! — закричал тут ехидный Евсей. — И што это у нас деется? С земли сорвалися, счастливых краев не достигли, а тут ешшо отборну девку, радость нашу, Марью Прекрасную — чужому человеку отдадим?
— Нет на то мово согласия! — сурово сказал Савелий, вставая и собираясь в путь. — За Терешку тебя, Марья, выдам, а ты, Ваня, лучше уходи, не то мы те бока-то намнем, не обрадуешься. <...>
Уходили корежински.
Иван плача смотрел им вслед. Потом сорвался и, догоняя, по-детски захныкал:
— Дед! Отдай Марьюшку!.. Отдай, дед! Я боле не буду дражниться, отдай!
Уходили корежински.
Иван остановился. Горько махнул рукой и повернул обратно. <...>
Брел печальный Ванюшка лесной дорогою и напоролся на недруга своего медведя.
Узнал медведь Ивана, поднялся на задние лапы и пошел на парня.
— А-а-а-а-а! — свирепо взревел он, готовясь его задрать.
Тут парень горько заплакал:
— Ешь меня, медведь! Ешь!... Мне ли жалеть мою горьку жизнь, коль Марья Прекрасна отдана другому, курпятому, рыжему да постылому!.. Ешь меня, Миша!
И горько плача, опустился Иван на землю, закрыл лицо руками и зарыдал:
— И за што, Миша, така горька участь мне, сироте покинутому? Ну за что, Потапыч?.. Нету у меня никого ж на свете!..
Плача так, Иван приник на грудь косолапому, и медведь, ласково урча, выражал ему сочувствие.
Вел тут мимо солдат мужиков в Царство Небесное.
Увидели медведь с Иваном среди корежинских грустную Марьюшку, и тайно, крадучись лесом, за мужиками последовали.
А потом, когда кончился лес, долго стоял на опушке грустный медведь и смотрел вслед уходящим.
Так, во главе с солдатом, и подошли мужики ко входу в Царство Небесное.
— Пришли, вроде! — зашептал народ.
— Пришли, корежински!
— Господи, и что только будет?!
Мужики откашлялись, одернулись, пригладили ладошками русые волосы, робко сгрудились в тесную кучу, а солдат Куроптев постучал в ворота. Стучал он, стучал — не открывают солдату.
Тогда вложил он три пальца в рот и свистнул.
Тут загремело железом в тюремном окошке райских ворот, и высунулась оттуда сонная голова апостола Петра.
— От я те свистну!.. Я те свистну! — лениво погрозил апостол Петр. Куроптев по-военному вытянулся и подал записку от Бога.
Петр прочитал записку.
Завизжали на ржавых петлях никогда не мазаные райские врата. Апостол подал знак солдату, чтобы тот проходил.
Тогда солдат, указывая на мужиков, почтительно зашептал апостолу: —Святой апостол Петр! Нет у них ни кола, ни двора, ни образа помолиться, ни хлеба, чем подавиться, ни ножа, чем зарезаться! Пустил бы горемычных!..
Апостолу Петру при его должности до смерти надоели такие просьбы. Почесывая зад, он сонно посмотрел на мужиков.
Те, застонав всем миром, разом бухнулись на колени.
Апостол сладко зевнул и подал мужикам знак проходить.
Мужики, вскочив, дружно рванулись в райские двери.
Только Марья Прекрасная попыталась остаться за воротами. Но Терешка рванул ее за руку и утянул за собою.
Звеня ключами, апостол Петр запер ворота.
И только тут прибежал Иван.
Он что есть силы забарабанил кулаками в ворота, но было уже поздно, и печальный Ванюшка грустно уселся под стеною.
В раю корежински держались плотной кучкой, чтоб не растеряться. Пели в раю райские птицы.
Росли в раю райские яблочки.
Шли впереди Куроптев с Савелием.
И шептал Савелий солдату — Вот они, счастливы-то земли.
Глянули мужики на дерево: а на дереве Сирин-птица сидит, тилюлюкает. Глянули мужики на другое дерево: а на другом дереве Алконост-птица сидит и песню мурлыкает.
На лужайках стояли и блаженствовали праведники.
— А-а-а-а-а-а-а! — тянули они благоговейно и монотонно, как комарики. И подошедшие мужики умилилися.
— А-а-а-а-а-а-а! — вздумал было подтянуть солдат праведнику.
— А-а-а-а-а-а-а! — заревели мужики, кто в лес, кто по дрова. Праведники разом прекратили пение и с такой сатанинской злобой глянули на мужиков, точно это были не угодники, а самые злые черти.
У мужиков осекся голос.
Они испуганно шарахнулись в сторону.
Они постарались поскорее удалиться от сердитых угодников. Но какой-то боголепный старец ласково поманил их к себе пальцем.
Мужики робко приблизились.
— Обучить вас, сиволапых, райскому пению? — спросил угодник.
— Обучи, отец святой! — зашумел народ.
— Ну, ладно, — согласился угодник, — пойте так: а-а-а-а-а-а!
— А-а-а-а-а-а-а! — нестройно загудели мужики.
Угодник терпеливо замахал руками.
— Нет, нет, — сказал он ласково, — вы тоньше: а-а-а-а-а-а!
— А-а-а-а-а-а-а! — опять нестройно запели корежински.
Угодник уже нетерпеливо замахал руками.
— Да не «ааааа», а «ааааа»! — комариком запищал он.
— А-а-а-а-а-а-а! — повторили мужики.
— Молчать! — злобно закричал угодник. — Вот ты один пой! — ткнул он пальцем в солдата.
— А-а-а-а-а-а-а! — заревел Куроптев.
Тут с праведником случилась истерика. Он затопал ногами, завизжал, задергался:
— Олух! Негодяй! Что тебе здесь — коровник, ты ревешь: а-а-а? Пой а-а-а! А не а-а-а!
— А-а-а-а-а-а-а! — солдат.
— Сукин сын! — затопал старец. — Пошел отсюда, болван!
Куроптев, а за ним и мужики, как воробьи, брызнули от сердитого святого.
— Как ешшо зубов не выбил! — удивился солдат — Поди, обер-офицером здесь состоит!
А угодник, все еще дрожа от ярости, затянул свое комариное «ааааа», но уже не было в этом пении ни боголепия, ни сладкой елейности. Слышалась в нем удивительной силы злость.
Сердце Марьи Прекрасной было полно нежностью к Ванюшке. Думы ее были далеко от унылого рая. Облокотившись на яблоньку, она бездумно тянула вслед за злым угодником «ааааа!». И злой праведник даже умилился.
Но тут у Марьюшки из самого сердца вырвалась своя земная песнь:
— А-а-а-а-а-а-ах, прислучилось ли Машеньке во девушках сидеть,
Не велят-то мне, младешеньке, на улицу ходить,
Не велят-то мне, младешеньке, мила друга любить!..
Злой угодник точно подавился этой песней.
Он завизжал, схватил с земли упавшее райское яблоко и свирепо запустил его в Марью Прекрасную.
Медведкин А. Оаянная сила. Русская народная сказка // Киноведческие записки. 2002. № 57.