Эпизод 1
На туманных очертаниях зимнего, вечернего
— Очень сомнительно, господа, чтобы избранный нами герой вам понравился. Дамам он не понравится, это можно сказать утвердительно, ибо дамы требуют, чтоб герой был решительное совершенство, а если у него
Увы! Все это автору известно. И все же он не может взять в герои добродетельного человека. Потому что пора дать отдых добродетельному человеку, потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека, и нет автора, который бы не ездил на нем, понукая всем, чем попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что на нем и тени нет добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела. Нет, пора, пора наконец припрячь подлеца! Итак, припряжем подлеца!..
Эпизод 2
На последних словах автора возникает горбатый пешеходный мостик через Мойку. На мостик, борясь с пургой и ветром, вбегает небольшой человек в тощей шинелишке. Подбежав к фонарю, человек остановился, посмотрел на часы и, запахнувшись поглубже в шинель, прислонился в ожидании к фонарному столбу.
— Коллежский советник, — рекомендует автор, — Павел Иванович Чичиков. Два раза наживался, два раза проживался. Был под уголовным судом, но ловко увернулся и сейчас в ожидании лучшего вынужден заниматься званием поверенного…
Вдруг Чичиков встрепенулся. На мостике показался дородный господин, укутанный в меховую шинель. Чичиков бросился ему навстречу. Господин испуганно остановился.
— Чичиков! — недовольно воскликнул он. — Опять вы!
— Господин секретарь… — униженно раскланиваясь, проговорил Чичиков и, ухватив господина за рукав, стал
— Ради бога! — вскрикнул Чичиков и, снова прильнув к нему, умоляюще стал о
Налетевший ветер заволок их снежной завесой. ‹…›
Эпизод 12
На высоком юру барский дом самой обычной архитектуры. Около него на пригорке между березами красуется беседка с плоским куполом, голубыми колоннами и надписью: «Храм уединенного размышления». Возле беседки на скамейке сидит, попыхивая длинной трубкой, Манилов и мечтательно смотрит в небо…
Сзади на цыпочках к нему подкрадывается Манилова.
— Душенька! — нежно окликает она его.
— Ах!.. — полувскрикнул Манилов и, обернувшись, сладко потянулся к жене. Манилова целует его… и, пряча за спиною руку, нежненько просит:
— Разинь, душенька, ротик…
Манилов, зажмурив глаза, широко открывает рот. Манилова, жеманничая, кладет ему в рот конфетку. Манилов жует, счастливо смеется и снова принимается целовать супругу.
Манилова, заметив мужика, выдирается из объятий.
Мужик поклонился и, почесывая пятерней в затылке, сказал:
— Позволь, барин, отлучиться, подать заработать…
Манилов, зевнув, махнул рукой.
— Ступай, голубчик…
Мужик медленно поплелся, а Манилов опять обнял Манилову, прижался к ней, вздохнул и, указав рукою на пруд, покрытый зеленой тиной, мечтательно заговорил:
— А хорошо бы, душенька, через этот пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки… и чтобы в них сидели купцы.
Манилов тычет рукой по воздуху, показывая, как купцы сидят рядами…
— И… и продавали бы разные мелкие товары… А?
Манилова восхищенно хлопает в ладоши, смеется и обнимает мужа. Поцелуй…
Манилова оборачивается.
— Ах!..
Манилов, отряхиваясь:
— Что тебе, любезный?..
Вдали послышался знакомый звон бубенцов чичиковской тройки.
— Хорошо бы, барин… — откашлявшись, начинает приказчик.
Бубенцы зазвенели ближе и ясней.
Маниловы ахнули, обернулись, взбежали повыше… смотрят вдаль…
— К нам! К нам! — восторженно закричал Манилов и от радости заплясал
Эпизод 20
Окно. У окна большая, неуклюжая клетка, в ней темный дрозд с белыми крапинками. Слышится знакомый звон бубенцов. В окне рядом с дроздом одновременно показались два лица: женское в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдавская тыква. Выглянув и переглянувшись, оба лица в ту же минуту исчезли…
«Тпрррууу», — раздался громкий голос Селифана, и из окна стало видно, как перед крыльцом остановилась бричка и из нее с помощью подбежавшего лакея выскочил Павел Иванович Чичиков, которого на крыльце встретил сам хозяин.
Эпизод 21
Гостиная. Грубая, необыкновенных размеров мебель. На стенах портреты в больших рамах.
— Прошу… — громко произнес, распахивая двери, отрывистый голос; в тот же момент раздался нечеловеческий крик от боли… и в гостиную, держась рукой за ногу, вскочил Чичиков.
— Я, кажется, вас побеспокоил… — смущенно извиняясь, появляется следом за ним Собакевич…
— Ничего… Ничего… — прошипел Чичиков, потирая ногу…
Из противоположных дверей, степенно держа голову, как пальма, вошла весьма высокая дама, в чепце с лентами.
— Это моя Феодулия Ивановна, — сказал Собакевич. — Душенька, рекомендую: Павел Иванович Чичиков.
Чичиков, хромая, подлетел к ручке Феодулии, которую она почти впихнула ему в губы, затем, сделав движение головой, подобно актрисам, играющим королев, Феодулия сказала: «Прошу…» — и уселась на диван. Чичиков и Собакевич сели в кресла. Наступило молчание. Стучит дрозд. Чичиков делает попытку улыбнуться Феодулии Ивановне, но она недвижна и величественна. Тогда Чичиков смотрит на Собакевича. ‹…›
Эпизод 24
Под унылый звон церковного колокола…
…Безлюдная равнина с тяжелыми облаками…
Бедное, без единого деревца крестьянское кладбище… и длинный, ветхий деревянный мост на фоне деревни и белеющей сельской церкви. По мосту плетутся крестьянские дроги с большим длинным гробом. За гробом молча шагают старенький священник в темном заплатанном подряснике, худая, рослая баба и двое маленьких ребятишек, одетые в лохмотья. Навстречу похоронам по мосту едет чичиковская тройка. Остановились дроги с гробом, пропуская тройку. Крестится, проезжая мимо, Селифан, привстав в бричке, крестится его барин…
Проехала, разминулась тройка с гробом и, сделав
Удивленно приподнявшись в бричке, Чичиков только у одного из амбаров заметил
— Послушай, матушка! — крикнул Чичиков, выходя из брички. — Что барин…
— Нету дома! — прервала его сиплым голосом ключница. — А что вам нужно? — прибавила она немного спустя.
— Есть дело!
— Идите в комнаты! — крикнула ключница и повернулась к нему спиной.
Эпизод 25
Поднявшись на полуразвалившееся крыльцо дряхлого господского дома, Чичиков вступил в темные, широкие сени, из сеней он попал в комнату,
Пока Чичиков все это странное убранство рассматривал, отворилась боковая дверь и вошла та самая ключница, которую он встретил на дворе. Но тут он увидел, что это был скорее ключник, потому что весь подбородок его от довольно редкого бритья походил на скребницу из железной проволоки, какою чистят лошадей.
— Что ж барин? У себя, что ли? — спросил Чичиков.
— Здесь хозяин, — сказал ключник.
— Где же он?
— Да что вы, батюшка, слепы, что ли? — сердито ответил ключник, стаскивая с головы колпак. — Я вить
Чичиков, пораженный, отступил, шинель сползла с его плеч… Перед ним стоял Плюшкин, лицо его не представляло ничего особенного, только один подбородок выступал далеко вперед, да маленькие глазки
— А ведь было время, — возникает голос автора на лице Плюшкина, — когда он был только бережливым хозяином! Был женат и семьянин. Все текло живо и размеренным ходом: двигались мельницы, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни: везде и во все входил зоркий взгляд хозяина. Сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум. Опытом и познанием света была проникнута речь его, и гостю, что заезжал к нему сытно пообедать, было приятно слушать его…
Все это время Плюшкин стоял перед Чичиковым, не говоря ни слова, а тот все еще не мог придумать, как ему начать разговор. Наконец, через силу улыбнувшись, он проговорил:
— Наслышавшись о вашем редком управлении имением, счел долгом познакомиться и принести свое почтение…
На что Плюшкин
— Прошу покорнейше садиться…
Оглянувшись, Чичиков осторожно присел на краешек
— Я давненько не вижу у себя гостей, — продолжал скрипучим голосом Плюшкин, — да и, признаться, мало вижу в них толку. Кухня у меня такая прескверная, труба совсем развалилась, начнешь топить, еще пожару наделаешь. Да и сена хоть бы клок в хозяйстве! Землишка моя маленькая, мужик ленив, все норовит как бы в кабак… Того и гляди — пойдешь на старости по миру…
— Мне, однако ж, сказывали, — скромно заметил Чичиков, — что у вас более тысячи душ…
— А вы, батюшка, наплевали бы тому в глаза, кто это сказывал, — рассердился вдруг Плюшкин. — Проклятая горячка выморила у меня мужиков.
— Скажите!.. — не то радостно, не то сочувственно произнес Чичиков. — И много выморила?..
— Да душ сто двадцать… — плаксиво ответил Плюшкин.
— Целых сто двадцать! — воскликнул Чичиков. — Не может быть!
— Стар я, батюшка,
— Соболезную… — сделав скорбное лицо и приложив руку к сердцу, поклонился Чичиков, — душевно соболезную…
— Да ведь соболезнование в карманы не положишь, — раздраженно сказал Плюшкин. — Вот живет тут около меня капитан, черт знает откуда взялся, говорит — родственник, а как начнет соболезновать, такой вой подымет…
Внезапно в окно раздался стук. Чичиков и Плюшкин вздрагивают. «Это он, он!» — прячась от страха за Чичикова, закричал Плюшкин. В окне действительно возникла багровая, усатая физиономия в военной фуражке.
— Дядюшка! — отдав честь, умиленно прохрипела физиономия.
— Нету, нету дома!.. — изменив голос, крикнул
— Дядюшка! Дядюшка! — слышится его жалобный голос, и вдруг в дверях нараспашку возникает пьяная фигура капитана. ‹…›
Эпизод 31
Вымывшись и поужинав, Чичиков успокоился и даже пришел в приятное расположение духа. Накинув поверх ночной шотландской рубашки халат, он сидел на постели, освещенный свечами. Перед ним на столике стояла заветная шкатулка…
— Четыреста душ… Четыреста душ… — просматривая записи купленных крестьян, взволнованно бормотал Чичиков.
— Батюшки мои, сколько вас здесь напичкано! — воскликнул он, пробегая глазами имена и фамилии. — И что вы, сердечные, поделывали на своем веку? Как жили? Как перебивались? Вот ты, длинный, во всю строчку: Петр Савельевич
…- Пробка Степан, плотник, трезвости примерной, — продолжал рассуждать Чичиков. — Чай, все губернии исходил ты с топором за поясом, а съедал за день на грош хлеба да на два сушеной рыбы… Где и как тебя господь прибрал?
— Максим Телятников — сапожник.
…- Григорий
…- А вы что, мои голубчики! — продолжал Чичиков, рассматривая бумажку, где были помечены беглые души Плюшкина. — Вы хоть и живые, а что в вас толку!
…- И вот поймал тебя, бесприютного,
— Чей ты? — спрашивает
—
— Зачем ты здесь?
— Отпущен на оброк.
— А где твой паспорт?
— У хозяина, мещанина Пименова.
— Позвать Пименова! Ты Пименов?
— Я Пименов, — говорит хозяин.
— Давал он тебе свой паспорт?
— Нет, не давал он мне никакого паспорта.
—
— Так точно, не давал я ему, а отдал звонарю Антону Прохорову.
— Позвать звонаря! Ты звонарь?
— Я звонарь.
— Давал он тебе паспорт?
— Не получал я от него никакого паспорта.
— Что же ты опять врешь! — кричит исправник, добавив крепкое словцо. — Где твой паспорт?
— Он у меня был, да, видно, я его обронил…
— А солдатскую шинель, — спрашивает исправник, загвоздив в придачу еще раз крепкое слово, — зачем стащил? Да из церкви железную кружку с медяками?
— Никак нет, — бойко отвечаешь ты, — к воровскому делу не причастен.
— А почему шинель у тебя нашли?
— Может, подкинул
— Ах ты бестия, бестия! А ну, набейте ему на ноги колодки да сведите его в тюрьму!..
— Извольте! Я с удовольствием, — весело говоришь ты и, вынув из кармана табакерку, дружески потчуешь двух
…- А потом препровождают тебя из тюрьмы Царевококшайска в тюрьму Весьегонска…
…А из тюрьмы Весьегонска в тюрьму еще
…И гоняют тебя, непутевого, вместе с такими же, как ты, беглыми из конца в конец по всей Руси…
—
Закрыв шкатулку, Чичиков потянулся, сладко зевнул и, задув свечи, накрылся одеялом и заснул крепким сном…
Эпизод 32
И престранный сон приснился Чичикову. Будто бы он вместе с Петрушкой появился на кладбище с покосившимися крестами и, встав на одну из могил, что повыше, оглядел будто бы кладбище и приказал Петрушке «произвести поголовную перекличку»…
Петрушка важно развернул бумагу, что была у него под мышкой, и начал громко выкликать:
— Петр Савельев
— Каретник Михеев! — кричит Петрушка. Из другой могилы, приподнимая над собой березовый крест, появился невзрачный рыжеватый Михеев.
— Пробка Степан! Максим Телятников! Григорий
И из разных могил один за одним вылезают усатые, бородатые мужики, одетые в одинаково серые, покойницкие холщовые рубахи и штаны. Отряхнувшись от земли, мужики кланяются в пояс стоящему на возвышении своему новому барину, приятельски здороваются друг с другом, некоторые закуривают…
— Елизавет Воробей! — заканчивая перекличку, выкликает Петрушка. Из последней, самой тощей могилы вылезает полнотелая баба… Среди
— Фу ты пропасть. Баба! — поражается Чичиков. — Откуда она? — грозно спрашивает Петрушку.
— Написано: Елизавет Воробей, — оправдывается Петрушка, показывая список.
— Подлец Собакевич! Вычеркнуть! — приказывает Чичиков.
Петрушка вычеркивает… И баба, всхлипнув, под хохот мужиков проваливается обратно.
— Смирно! — кричит Петрушка, наводя порядок.
Покойники присмирели, вытянулись…
— Здорово, братцы! — весело здоровается с ними Чичиков.
— Здравия желаем, ваше… ди… тель… ство!.. — дружно,
— В Херсонскую губернию!.. Шагом! Марш! — командует Чичиков.
Эпизод 33
И вот
Эпизод 34
С таким же выражением лица мы видим его спящим…
Утро. На постели лучи солнца. Разухабистая песня
Внизу по улице, мимо гостиницы, идут с песней «Во кузнице» солдаты…
— Фу, какая чушь приснилась… — недовольно поморщился Чичиков и, сердито захлопнув окно, крикнул:
— Петрушка!.. Одеваться!
На крик в дверях показался Петрушка с сапогами, бельем и фраком…
Эпизод 35
Во фраке брусничного цвета с искрой, со связкой бумаг в руках Чичиков появился в одной из общих комнат гражданской палаты, где за столами скрипели перьями пожилые и юные жрецы Фемиды.
Подойдя к столу
— Позвольте узнать, здесь дела по крепостям?
Старик медленно, как Вий, приподнял веки и произнес с расстановкой:
— Здесь нет дел по крепостям…
— А где же?
— У Ивана Антоновича…
— А где же Иван Антонович?
Старик ткнул пальцем в другой угол комнаты. И Чичиков, пройдя мимо столов, подошел к Ивану Антоновичу.
— Позвольте узнать, — вежливо, с поклоном спросил он, — здесь крепостной стол?
Иван Антонович как будто ничего не слышал, углубился совершенно в бумаги. Возраст он имел далеко за сорок, волос густой, черный; вся середина лица его выступала вперед и пошла в нос, словом, это было то лицо, которое называют кувшинным рылом.
— Позвольте узнать, — невозмутимо повторил свой вопрос Чичиков. — Здесь крепостная экспедиция?
— Здесь… — промычал Иван Антонович и, повернув обратно свое рыло, углубился в бумаги.
— У меня вот какое дело… — учтиво начал объяснять Чичиков. — Купил я у здешних помещиков крестьян на вывод… купчая имеется, необходимо бы свершить…
— А продавцы налицо? — перебило его кувшинное рыло.
— Некоторые здесь, а от других доверенность…
— А просьбу принесли?
— Принес и просьбу. Мне бы хотелось… закончить все дело сегодня…
— Сегодня нельзя.
— Видите ли… — улыбнувшись, продолжал Чичиков. — Ваш председатель Иван Григорьевич мне большой друг, так что…
— Да ведь Иван Григорьевич не один, есть и другие… — перебило его кувшинное рыло.
Чичиков понял «закавыку» и сказал:
— Другие тоже не будут в обиде… — Тут же незаметно положил перед Иваном Антоновичем
— Идите к Ивану Григорьевичу, пусть он дает приказ, а уж за нами дело не станет…
Эпизод 36
…- Значит, приобрели, Павел Иванович? — спрашивает Чичикова председатель палаты.
— Приобрел, Иван Григорьевич,
— Ну, благое дело… Благое дело!
Разговор происходит в комнате присутствия, где дирижируемые кувшинным рылом вереница свидетелей — прокурор, инспектор врачебной управы, сын протопопа и сам бородатый протопоп — подписывают, подходя к столу по очереди, бумагу… В стороне, в креслах, сидят: председатель, Чичиков, Манилов и Собакевич. Недалеко от них стоит, прислушиваясь к их беседе, «странная личность в темных очках»…
— Но позвольте, Павел Иванович, — продолжая разговор, спрашивает председатель. — Как же вы покупаете крестьян без земли? Разве на вывод?
— На вывод…
— В какие же места?
— В места…
— О, там отличные земли!
— Да, преотличные…
— У вас что же — река, пруд?
— Река… Впрочем, и пруд есть… тоже… — сказав это, Чичиков как бы ненароком взглянул на Собакевича, и, хотя лицо того не шевельнулось, ему показалось, будто на нем было написано: «Ой, врешь…» Зато Манилов сидел восторженный и от удовольствия одобрительно потряхивал головой. Что же касается «странной личности», то она
Эпизод 37
Вечер. Номер Чичикова. Горят свечи. Доносятся звуки трактирной машины, играющей
На всем этом голос автора.
— Покупки Чичикова сделались в городе предметом самых различных разговоров. Пронеслись слухи, что он ни более ни менее как миллионщик!.. Слово это, как известно, магически действует и на подлецов, и на людей хороших. Но особенно сильно оно действует на дам… Многие дамы города прониклись к Чичикову необычайной симпатией и стали говорить в гостиных, что он, конечно, не первый красавец, но именно таков, каким следует быть мужчине…
На последних словах автора в комнату, прервав туалет барина, вошел Петрушка. Глупо улыбаясь, он подал ему
Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах,
Воркуя томно, скажут,
Что она умерла во слезах…
— Кудряво написано… — с интересом рассматривая письмо, произнес он. — Любопытно бы, однако, знать, кто такая писавшая…
Задумался было Чичиков, но в комнате опять появился Петрушка.
— Там… жандарм… — заикаясь, проговорил он.
— Какой жандарм? — испуганно вскричал Чичиков.
— Такой… с усами…
И в номер, брякая шпорами, действительно вошел усатый жандарм в полном вооружении.
— Пакет от его высокопревосходительства вашему благородию! — взяв под козырек, отрапортовал жандарм.
Вручив побелевшему от страха Чичикову пакет с сургучной печатью, жандарм раскрыл перед ним разносную книгу.
— Прошу расписаться, ваше бродие…
Взяв перо и обмакнув его в чернила, Чичиков аккуратно расписался, сунув при этом жандарму мелкую ассигнацию…
— Покорнейше благодарим, ваше бродие… — рявкнул жандарм и, круто повернувшись, исчез…
Сломав печать и раскрыв дрожащими руками пакет, Чичиков облегченно вздохнул и даже рассмеялся, увидев витиевато написанный пригласительный билет на бал, «имеющий быть у его превосходительства губернатора»…
Эпизод 38
…И сразу грянул бальный оркестр. Вывертывая антраша, бешено галопируют по губернаторскому залу залихватские пары: почтмейстерша и капитан, дама с пером и исправник, дама без пера и чиновник, девица, француз Куку, князь Чипхайхилидзев, Перхуновский, Беребендовский… Все поднялось… Все понеслось… Гремит оркестр… Во всю пропалую летит галопад…
И вдруг, прорезав галопад, раздался крик… другой…
— Павел Иванович! Павел Иванович!
Оборвалась музыка. Застыли пары… Все и вся обернулись к дверям… В широком пролете дверей появился блестящий, улыбающийся Павел Иванович…
Появление его произвело необыкновенное действие… Губернатор, который стоял возле дам и держал в руке болонку, увидя его, уронил болонку… Визг болонки и губернаторский крик: «Ах… Павел Иванович!..« — был как бы сигналом к тому, что все, что было и не было, с восторженными криками:
— Павел Иванович! Ах! Боже мой, Павел Иванович!
— Почтеннейший Павел Иванович! Любезнейший Павел Иванович!
— Душа моя, Павел Иванович! — бросилось, ринулось к нему… Оркестр грянул туш… Чичикова разом схватили в несколько объятий и чуть ли не по воздуху стали передавать друг другу…
Из объятий губернатора он попал в объятия председателя, от председателя он попал к полицеймейстеру, полицеймейстер его сдал инспектору, инспектор — прокурору, прокурор — откупщику, откупщик — «странной личности». Испуганно вырвавшись от «личности», Чичиков попал к дамам
Дамы тут же, окружив его блистающей гирляндой, наперебой защебетали
Эпизод 39
Небольшая гостиная. Свечи. Бра. Доносится музыка. В гостиной группа наиболее почетных гостей и губернаторша с дочкой.
Неожиданно с криком: «Матушка! Приехал Павел Иванович!» — в гостиную торопливо вбежал возбужденный губернатор. Гости двинулись в залу, а губернатор, подойдя к дочке, взял ее за руку и повел за собой. Ухватив дочь за другую руку, губернаторша остановила его и, приблизившись, тихо, но четко сказала:
— Немедля веди его сюда…
— Но, матушка…. — хотел было возразить губернатор, но полнотелая супруга грозно тряхнула головой, и губернатор, оставив дочку, повернулся и исчез…
Эпизод 40
В зале, около одной из колонн, букет дам. Среди букета сияющий Чичиков. Одна из дам (знакомая нам Анна Григорьевна), проходя мимо Чичикова и прикрываясь веером, тихо говорит ему:
Две горлицы покажут
Тебе мой хладный прах…
Чичиков радостно вздрагивает и, выскользнув из круга, устремляется за Анной Григорьевной… ‹…›
Эпизод 42
— Вот вам моя дочь… — входя в гостиную, продолжает губернаторша, подводя Чичикова к дочери, — только что выпущена из института. Познакомься, душенька, — обращается она к дочке, — это Павел Иванович!.. — Дочка встает… и Чичиков узнает в ней ту самую блондинку, которую он встретил на дороге… на мгновение он немеет… потом, овладев собой, говорит:
— Я имел уже счастье нечаянным образом познакомиться… — Склоняясь, он целует ручку дочки и присаживается с ней рядом.
В этот момент в дверях гостиной, волоча за собой прокурора, появился пьяный Ноздрев. Чичиков беспокойно привстал… А Ноздрев, заметив его, радостно растопырил руки и закричал:
— Ба! Ба! Ба! Херсонский помещик! Херсонский помещик!
Чичиков двинулся было в сторону, но Ноздрев, заливаясь смехом, уже подошел к нему, облапил и поцеловал.
— Ну что, много наторговал мертвых? — не выпуская его, громко спросил Ноздрев.
Чичиков дернулся, изменился в лице.
— Вы знаете, ваше превосходительство! — горланил Ноздрев, обращаясь к губернатору. — Ведь он торгует мертвыми!..
Губернатор ошалело привстал, губернаторша тоже. Сзади них
— Приезжаю сюда, — продолжает Ноздрев, — мне говорят, что он накупил на три миллиона крестьян, на вывод… Как на вывод? — обращаясь к Чичикову, вскричал он. — Да ведь ты у меня торговал мертвых!..
Чичиков растерянно улыбается… Губернатор и прокурор переглядываются… Дочка и мамаша в ужасе… из зала на голос Ноздрева показались гости…
— Послушай, Чичиков, — не останавливаясь, продолжал Ноздрев. — Ну скажи, зачем ты покупал мертвых?
Чичиков молчит. Среди гостей волнение и шепот.
— Экий ты, право, двуличный человек… — обижается Ноздрев. — Ведь у тебя нет лучшего друга, чем я! Ведь ты мне дороже отца родного!.. Ваше превосходительство, прокурор… — обращается он к тому и другому, — позвольте мне поцеловать его…
Чичиков пятится, угрожающе сжимая кулаки…
— Да уж ты не противься, — подходя к нему и пытаясь обнять его, говорит Ноздрев. — Одну безешку позволь запечатлеть в твою белоснежную щечку…
Чичиков в бешенстве толкает Ноздрева. Тот отлетает прямо на губернаторшу с дочкой и падает вместе с ними на пол… Гости ахают. Чичиков бросается вон… Ноздрев вскакивает, хватает стул и с криком: «Держи его! Держи…» — бросается за Чичиковым. Гости шарахаются. Дамы визжат. Оркестр грянул галоп. По залу проносится Чичиков. За ним, распугивая гостей, со стулом мчится Ноздрев. Чичиков с разбегу юркает в дверь… Ноздрев, не добежав, поскользнулся и грохнулся на пол…
Эпизод 43
Улица. Ночь. Ветер. По улице, оглядываясь, как затравленный зверь, проносится в расстегнутой шинели Чичиков… Вбегает в ворота гостиницы… взлетает по лестнице…
Эпизод 44
…и, появившись в номере, захлопывает дверь, набрасывает крючок и настороженно замирает. ‹…›
Эпизод 52
На словах автора мы видим Чичикова. Он в халате, накинутом поверх белья. Шея его (очевидно распухшая) повязана клетчатым платком,
— Петрушка! — окончив полоскание, хрипло сипит он. Но на зов никто не откликается…
Эпизод 53
…ибо Петрушка, дрожа от страха, стоял в это время в
…- В Костроме мы были… городе Нижнем были… Ярославле… — вытирая рукавом слезы и кровь из разбитой губы, рассказывает, заикаясь, Петрушка.
— А не покупал ли твой барин там мертвых?.. — спрашивает ротмистр.
— Не ведаю, ваше благородие… — испуганно лепечет Петрушка. — Истинный Христос бог, не ведаю! — крестясь, закричал он и повалился на колени.
Ротмистр взглянул на «личность», тот сделал рукой знак «убрать». Распахнув ударом ноги дверь, ротмистр крикнул:
— Убрать!..
Вбежали два рослых жандарма и, подхватив, уволокли Петрушку за дверь, втолкнув вместо него Селифана.
— А
— Сколеский советник, ваше благородие, — вытянувшись, ответил Селифан.
— А чем он занимается, где служит?
— У его величества батюшки государя императора, ваше благородие!..
«Личность» удивленно вытягивается.
…Но из дверей навстречу ему появляются: жандармский ротмистр, «странная личность», за ними два жандарма.
— По приказу его сиятельства
Чичиков в ужасе застывает…
Эпизод 61
…— В острог! В Сибирь! С мерзавцами и разбойниками! — кричит
— Виноват, ваше сиятельство! — падая на колени, вскричал Чичиков. — Я мерзавец! Я негодяй! Но бог свидетель, я всегда исполнял долг гражданина! Я всегда любил и уважал начальство! — задыхаясь от страха, он подползает к ногам генерала.
— Подите прочь!.. — кричит генерал, отпихивая его носком сапога.
— Смилуйтесь! Пощадите, ваше сиятельство… — хватаясь за сапог и целуя его, плача, выкрикивает Чичиков.
— Прочь! Взять его!
— Сжальтесь! Пощадите! Старуха мать! Жена! Дети! — орет, лобзая сапоги, Чичиков. Жандармы оттаскивают его, волокут по полу к дверям. Чичиков отбивается, визжит, плачет…
— В острог! В Сибирь! На каторгу! — орет взбешенный
Эпизод 62
Особая комната главной канцелярии. Шкафы. У одного из шкафов стоят
Книгу и шкатулку вкладывают в шкаф, а шкаф закрывают на ключ и запечатывают сургучной печатью…
—
Эпизод 63
— Шкатулка!.. — кричит Чичиков, бешено колотя кулаками железную дверь мрачной, полуподвальной камеры острога.
— Моя шкатулка… — стонет он, бессильно прислонясь к стене. — Ведь там все!.. Имущество… Деньги… Бумаги… Все разнесут… Все украдут…
— О боже… — тяжело дыша, продолжает Чичиков. — Какая судьба! Какая судьба… Потом и кровью добывал я копейку, чтобы в довольстве остаток дней прожить… Покривил, не спорю, покривил… Но ведь я трудился, я изощрялся. А эти мерзавцы, что тысячи с казны берут, что грабят небогатых и последнюю копейку сдирают с того, у кого нет ничего! За что же мне такое несчастье?.. Почему же другие благоденствуют! Всякий раз, как только я начинаю достигать плодов… и уже, кажется, рукой их… Вдруг буря! Вихрь! Подводный камень… И сокрушение в щепки всего корабля! За что же такие удары… — с болью стонет он. — Где справедливость небес?! Ведь я три раза сызнова начинал! Снова терял… И опять начинал! За что же такие удары? О господи! За что?! — В отчаянии Чичиков разрывает на себе одежду и, громко зарыдав, падает на солому…
Похоронный звон ближе. Запел, нарастая, хор певчих:
Святый боже, святый крепкий,
Святый бессмертный, помилуй нас…
Недвижно, словно мертвый, лежит на соломе Чичиков. Поет, разрастается похоронный хор, наполняя собой камеру… Медленно приподнимаясь, Чичиков испуганно вслушивается… Затем вдруг вскакивает, бросается к окну и, прильнув к решетке, смотрит.
—
Злобно захохотав, Чичиков плюнул в окно и, отойдя с тяжелым стоном, опустился на скамейку…
Затихает похоронный хор, удаляясь все дальше и дальше…
Вдруг Чичиков насторожился, приподнял голову. За дверью послышались шаги, лязг ключей, запоров, наконец дверь с визгом отворяется, и в камере появляется «странная личность», за ней силуэтом виднеется жандармский ротмистр.
«Личность» подошла к Чичикову и, вежливо поклонившись, отрекомендовалась:
— Самосвитов.
Встречались.
Знаю все…
Но… не отчаивайтесь…
Загадочно улыбнувшись, «личность» приблизилась к Чичикову и тихо добавила:
— Тридцать тысяч…
Чичиков вздрогнул, отшатнулся.
— Тут уж всем: и нашим, и
— И мне… мне удастся освободиться?.. — взволнованно спросил Чичиков.
«Личность» молча кивнула головой.
— Но позвольте… — дрожащим от волнения голосом спрашивает Чичиков, — как же я могу… Мои бумаги, деньги… Шкатулка…
— Не беспокойтесь… — перебивает его «личность». — Ночью получите все.
— А лошади… А бричка?
— Все будет готово. Ждите, — спокойно сказала «личность» и, еще раз улыбнувшись, двинулась к дверям…
Эпизод 64
Ночь. Особая комната главной канцелярии генерал- губернатора. Шкафы. В дверь быстро одна за одной входят две фигуры в темных плащах. Войдя, они открывают плащом небольшой фонарь, тускло освещая себя и комнату, — это «странная личность» и жандармский ротмистр. Подойдя к одному из шкафов, «личность» срывает печать, открывает его и вынимает шкатулку.
Ротмистр тем временем сгребает к шкафам
Эпизод 65
Рассвет. Тревожные удары набата.
Испуганно озираясь, они бегут под нарастающий гул набата по переулку… подлазят под
Вскочив в бричку, Чичиков, с трудом переводя дыхание, смотрит на виднеющийся внизу город.
В центре города огромное зарево пожара. Багровый дым… доносится гул тревожного набата…
— Пошшшел! Гони! — падая в бричку, крикнул Чичиков…
И тройка рванулась, понеслась, помчалась…
—
Мчится тройка… то взлетая на пригорок… то срываясь вниз… то снова взлетая… Словно по воздуху, почти не трогая копытами земли, летят, несутся кони…
Булгаков М., Пырьев И. Мертвые души. Фрагменты киносценария по поэме
Т. 2. М.: Искусство, 1978.