В зимнем театре «Эрмитаж» помещается первый рабочий театр Пролеткульта. Здесь готовится великолепный, красочный спектакль «Мексиканец» — режиссер Смышляев, художник Сергей Эйзенштейн. Нам, только что вступившим в студию этого театра, поручают маленькие роли «газетчиков». Работа в Пролеткульте продолжается до 1923 года. Одновременно с учебой я играю в спектаклях «Мексиканец», «Лена», «Мститель», выступаю в концертах, читаю Маяковского, Каменского, Брюсова, Верхарна.

В Пролеткульте нас учили все и всему. Здесь были и М. Чехов, и Грановский, и Тиханович, и Игнатов, и Смышляев. Нас обучали разным системам актерской игры, коллективной декламации, пению, но больше всего нас почему-то учили акробатике. Мы, как завзятые циркачи, летали на трапециях, ходили по проволоке, делали кульбиты, сальто, жонглировали, а однажды организовали первый джаз-оркестр, причем инструментами были дрова и бутылки. ‹…›

Мы, молодежь, с огромным удовольствием посещали все эти диспуты, шумно реагировали, свистели, кричали, отрицали все старое и с восторгом принимали все новое. Вместе с нашими руководителями мы требовали закрытия Большого театра, кричали, что МХАТ не нужен революции, а Малый театр — музей. Это была наша молодость, это было крайнее увлечение «левыми» течениями. ‹…›

Постепенно увлечение «левыми» течениями и формализмом у нас, студентов, начало исчезать. В театре Московского Пролеткульта, которым руководил в то время Эйзенштейн, после великолепного спектакля «Мудрец», организовалась группа, в которой состоял и я. Нам надоело акробатическое кувырканье, мы стали требовать, чтобы на сцене нашего театра была героика реализма, нам хотелось играть иной репертуар.

Наша борьба не увенчалась успехом; некоторые из нас (в том числе и я) вынуждены были уйти из Пролеткульта. Я попал в ГОСТИМ, где играл в спектаклях «Лес», «Д. Е.», «Великодушный рогоносец»… Чаще всего играл Буланова в «Лесе».

В эти годы я очень сильно увлекался кино. Совместно с Николаем Экком написал несколько сценариев, один из которых был принят «Межрабпом-Русью».

Однажды, прочтя в вечерней газете, что на Третьей фабрике «Госкино» режиссер Тарич приступает к постановке картины «Марокко», я пришел к нему на квартиру и предложил свои услуги в качестве бесплатного помощника. Так, оставаясь еще в труппе театра, я начал работать учеником, помощником режиссера и практикантом. ‹…›

После «Марокко» Тарич предложил мне ассистировать ему по картине «Первые огни». Работу ассистента нельзя было совместить с театром, и в начале 1925 года я окончательно перешел в кинематограф.

За годы ассистентства мною был написан ряд сценариев, некоторые из них — «Переполох», «Декапот-Е», «Оторванные рукава», «Токарь Алексеев», «Третья молодость» — были поставлены.

В 1928 году мне предложили первую самостоятельную работу. Произошло это при следующих обстоятельствах: фабрика приняла к постановке сценарий Эрдмана и Мариенгофа «Посторонняя женщина». Сценарий был рассчитан на летнюю натуру. Как водится, фабрика опоздала. Меня вызвали в дирекцию и предложили переделать сценарий на зимнюю натуру. Если я справлюсь с переделкой, сказали мне, — в награду я получу самостоятельную его постановку. Я переделал сценарий в три недели; мне поручили постановку, и я осуществил ее в три месяца. Это была моя первая картина. Неожиданно для меня самого я поставил комедию, и она была хорошо принята зрителем. Так незаметно для самого себя я стал режиссером.

В 1929 году мною была поставлена картина «Госчиновник». Я назвал ее «социальной сатирой». Герои фильма были отрицательными персонажами; им я противопоставил нашу действительность, но действительность абстрагированную, условную, не воплощенную в конкретные образы. Естественно, картина получилась идейно неполноценной, была запрещена и положена на полку.

В 1931 году я приступил к постановке картины «Деревня последняя». Это была первая картина о борьбе с кулачеством, о возникновении колхозов. Разные организационные причины помешали мне ее докончить; я был снят с постановки.

В конце 1931 года после ряда мытарств по разным киностудиям мне удалось перемонтировать картину «Госчиновник» и снять ее с полки. Она пошла на экран; тем самым я реабилитировал себя.

В 1932 году в кинематограф пришел звук. Я поставил одну из первых звуковых картин — «Конвейер смерти». Постановка этой картины непомерно затянулась. Вместе со сценаристами В. Гусевым и М. Роммом мне пришлось, преодолевая огромное количество всевозможных затруднений, четырнадцать раз переделывать сценарий.

Наконец, в дни семнадцатой годовщины Октябрьской революции, в 1934 году, картина вышла на экран и получила положительную оценку зрителей.

В 1935 году я поставил картину «Анка». Картина эта кое-кем из руководства кинематографии была принята в штыки, признана неудавшимся и ложным произведением. Неизвестно, какая судьба постигла бы «Анку», если бы не вмешательство высших инстанций, признавших фильм актуальным и политически необходимым.

«Анке» было присвоено новое название — «Партийный билет».

Фильм долго не сходил с экрана. Партийные организации рекомендовали каждому члену партии обязательно посмотреть его. Но, несмотря на большой успех, на огромную политическую значимость фильма, я был отстранен на два года от режиссерской работы, и только находчивость одного из директоров Киевской студии помогла мне несколько месяцев спустя вернуться на производство.

Я решил, что следующей моей работой будет комедия. Случай свел меня с молодым сценаристом Е. Помещиковым. Он познакомил меня со своим сценарием «Богатая невеста». Сценарий был еще сырым и недоработанным, в нем было много незаконченного, ученического, но в основе своей это был именно тот сценарий, который я искал. Богатая невеста — героиня сотен фильмов мировой кинематографии. Героиня сценария Е. Помещикова — дочь колхозника, Маринка Лукаш, — тоже «богатая невеста», но приданое ее необыкновенное, такого приданого не имела ни одна героиня экрана. Маринка — хозяйка огромных полей и лесов, тракторов, комбайнов и всего, что составляет богатство колхоза, а стало быть, и ее. ‹…›

Кое-кому из руководства украинской кинематографии не хотелось, чтобы приезжий «москвич» показал с экрана счастье украинского народа. Кое-кто в тогдашнем руководстве украинской кинематографии насторожился. Причина была, очевидно, та же, что и в истории с фильмом «Партийный билет»: отдельные руководители украинской кинематографии стали «спасать» от нас советское кино, в то время как множество украинцев-колхозников, творческих работников и интеллигентов помогали нам, «москвичам», прозванным на студии «варягами». Нам говорили, что мы не понимаем Украины, что нам чужда поэтика ее языка, творчества, быта. В самый разгар съемки нам чинили такие препятствия, что работа казалась иногда обреченной на провал.

В газетах «Коммунист» и «Пролетарская правда» появились два подвала, направленные против картины. Нас обвиняли в том, что мы неправильно показываем Украину, насмехаемся над колхозным строем; статьи требовали прекращения постановки «вредного» фильма. ‹…›

Закрепляя жанр, найденный в работе над «Богатой невестой», я поставил второй фильм об Украине — «Трактористы». Этому фильму была присуждена Сталинская премия I степени, а артист Крючков за исполнение роли Клима Ярко был награжден высшей правительственной наградой — орденом Ленина.

После «Трактористов» мне захотелось поработать в другом жанре. Появилось желание ставить бытовую картину, фильм о нашей рабочей молодежи. Сценарий П. Нилина «Любимая девушка» лег в основу этой работы. Очевидно, не все в этом фильме было удачно, и он прошел без заметного успеха.

После «Любимой девушки» передо мной снова возник вопрос — а что же дальше? Идти по линии найденного в «Партбилете», продолжать работу в жанре «Трактористов» или искать чего-то нового, своеобразного, свойственного только русскому национальному искусству? Мне хотелось снова и снова прославлять с экрана величие эпохи, в которой мы живем. ‹…›

Так было со «Свинаркой и пастухом». ‹…›

Мы начали снимать этот фильм в предвоенные дни, а большую половину его сняли, когда Москва подвергалась воздушным налетам фашистских самолетов. На протяжении четырех месяцев мы днем снимали, а ночью дежурили на крышах и охраняли наши декорации от «зажигалок». ‹…›

Мы закончили нашу картину 12 октября, а 14 октября 1941 года были вынуждены эвакуироваться вместе со студией «Мосфильм». Фильм «Свинарка и пастух» вышел на экраны столицы в суровые дни Октябрьских торжеств 1941 года. ‹…›

В эвакуации, в городе Алма-Ата я поставил фильм, противоположный по жанру «Свинарке и пастуху», «Богатой невесте» и «Трактористам». ‹…›

«Секретарь райкома» получил Сталинскую премию 1942 года.

Пырьев И. [Как я стал режиссером] // Как я стал режиссером. Сборник. М.: Госкиноиздат, 1946.