Его кино не бежит сильных чувств, холодком умозрительности от этого кино вовсе не веет, но разгул громокипящих страстей, сорвавшийся с катушек пафос, вообще любая чрезмерность в изъявлении эмоций Игорю Масленникову чужды. Позиция ироничного, пусть и благорасположенного к своим героям наблюдателя ему несравнимо ближе, нежели жаркий пыл соучастника.
Главный герой Личной жизни Кузяева Валентина, нескладный паренек, славный малый, недотепа, получающий тумаки от прагматичного мира, не был авторским альтер эго. При том, что случай Кузяева мог трактоваться весьма расширительно, как случай поколения шестидесятников, к которым И. М. принадлежит и которые — на дворе шестьдесят седьмой — скопом оказались тогда «в дураках». Его фильм Завтра, третьего апреля прощался с уходящими временами романтической утопии. Отшумел праздник свободы, кончилось детство — наступает «третье апреля»: просто жизнь, обычная, повседневная, размеренная. История о детях, решивших прожить один день без вранья, вполне могла принять весомые жанровые формы социальной притчи об относительности любой правды, но авторы, И. М. и драматург Владимир Валуцкий, предпочли необременительную оправу лирической комедии.
В кинематографе И. М. есть место коллизиям морально-этического свойства (скажем, альтруист против эгоиста в Гонщиках), но в отсутствие у режиссера привычки изъясняться на повышенных тонах подобный конфликт не «дожимается» до непримиримого столкновения мировоззрений. Как правило, противоядием против насупленного серьеза у И. М. выступает лукавая ирония. Попытка интерпретировать в таком ключе русскую старину (Ярославна, королева Франции) не может быть признана успешной, но вектор был угадан: назад, в прошлое, подальше от дел сегодняшних.
Скажем, в добрую старую Англию — почему бы и нет? Когда режиссер взялся за Холмса..., трудно было понять, насколько потребность в нем реальна. Популярность рассказов гарантией успеха не служила, скорее, наоборот. Право на «своего» Холмса ему предстояло доказать. И. М. сочинил вкусный и уютный мир с его игрушечной чопорностью, источающей незамутненное очарование милой патриархальности, но объяснить феномен сериала лишь стилизаторскими умениями режиссера и отменными актерскими работами не получится.
Да, случающиеся в этом мире преступления не более чем приправа к его комфорту, как чесночный соус к баранине, но повествование о них, выдержанное в диккенсовском регистре, с наглядностью раздвигает ножницы меж временем нынешним и минувшим. И ностальгия по ушедшему выражала крепнувшую — и угаданную тогда И. М. — общественную нужду в уюте и комфорте, в стабильности и уверенности в завтрашнем дне; нашу тягу к «устаревшим» моральным ценностям и надежду на то, что дружба, любовь и благородство суть не пустые слова. Мы испытывали острую нехватку того самоощущения, каким наделил И. М. великого сыщика. Видимо, все вышесказанное и есть истинные причины славы, доставшейся создателям сериала, в то время — любимого, ныне — культового. Россыпь анекдотов о Холмсе и Ватсоне — самый верный признак культовости. Да и в Туманном Альбионе его герои были признаны своими.
Два звездных часа И. М. пришлись на восьмидесятые. Сначала был Холмс..., потом — Зимняя вишня, которой он очень точно «попал» в ожидания тех, кто по преимуществу заполнял советские кинозалы: одиноких либо не слишком счастливо устроенных женщин средних лет, больших чувств и малых надежд. В финале героиня оказывалась перед выбором и счастью (но чужому) предпочитала несчастье (но свое). Нисколько на его, несчастья, счет не обманываясь. Пленница замкнутого круга обстоятельств, она не делала из собственной судьбы драму разбитой жизни — и это ее счастливое свойство находило тот отклик, на который было рассчитано.
Устойчивый миропорядок, пусть неказистый, с изъянами, но привычный и не подверженный колебаниям обладает для И. М. безусловной ценностью основы основ. Зыбкое время-плывун, чреватое разбродом, шатанием и распадением, не его время.
Продюсер, производственник и кинематографический деятель, И. М. себя в этом времени нашел вполне (создание собственной студии «Троицкий мост», поначалу весьма плодовитой и успешной, руководство Российским киносоюзом), а вот режиссеру И. М. в нем явно зябко и безрадостно.
Социальный фильм-плакат Продление рода, средневековая притча Хроника Сатаны-младшего, сиквел Зимняя вишня-2, экранизация андреевской «Тьмы» — во всех этих работах его растерянность слишком заметна. Впрочем, герои двух последних фильмов (один — итээровец, другой — террорист из народников) в своем самочувствии режиссеру родственны. Несколько лет спустя И. М. вновь вернулся к персонажам Зимней вишни в одноименном сериале, где продлевал и развивал их отношения в реальности девяностых, которая к тому времени оформилась, приобрела внятные очертания. Потом выпустил пилот многосерийного авантюрного детектива Что сказал покойник, сейчас занят «воскрешением» Холмса... — его И. М. намерен перемонтировать, убрав длинноты, и положить в основу нового фильма, где главными героями выступают двое других добропорядочных джентльменов — сэр Артур Конан-Дойл и его секретарь. Сериал как форма, устойчивая, основательная и «консервативная», пожалуй, более всего близок авторскому складу И. М., именно этой форме он сегодня и отдает предпочтение.
Шпагин А. Масленников Игорь // Новейшая история отечественного кино.