Гусятинский Евгений: ‹…› «Сказка про темноту» ‹…› формирует хронотоп новейшего российского кино, уже не ушибленного постсоветскими комплексами и преодолевшего актуальную для 90-х невозможность зафиксировать контакт с реальностью. Топография этого кино складывается из простых, но базовых для накопления визуальной материи вещей — человека и места. ‹…›

«Сказка про темноту» устроена как система наблюдений — мы наблюдаем за фильмом, режиссер — за героиней, героиня — за другими персонажами и жизнью вообще. Эти точки зрения складываются в прозрачную перспективу, но расстояния между ними все равно не сокращаются. ‹…› Но взрыва в фильме не происходит, хотя, наверное, только он мог бы ненадолго объединить разъединенных героев, чья тоска — это в том числе тоска по катастрофе, по тому, чтобы наконец-то что-нибудь произошло. ‹…›

В «Сказке…» много пустого и, более того, неиспользованного, простаивающего пространства, которое существует между героями, но им самим не принадлежит. Скорее, они двигаются по краям этих пустот, никогда не вливаясь в общее движение, вынесенное режиссером за пределы кадра или вовсе не существующее.

Ольга Калинина: ‹…› Вообще, в «Сказке про темноту» возможность почти неотличима от невозможности (как и утро от вечера, сон от бодрствования, танец от неподвижности) — в призрачном мире одинокого человека в одиноком городе по-другому и не бывает. Одиночество, вошедшее в привычку, ставшее чертой характера, почти невозможно разрушить — как ни прикладывай к себе чужие тела, как ни меняй положение в пространстве. Осенний город, переполненный потенциальными невозможностями, в этом фильме едва ли не важнее главной героини, бредущей по нему на неизменно высоких каблуках. Тусклая вода, неприглядные двери и окна, прохожие, как будто отгороженные от взгляда мятым полиэтиленом — все это очень точно, все это очень одиноко — само по себе, само в себе. Не атмосфера дополняет события и героев, а наоборот — герои давно слились с провинциальным городом, как серое небо с морем. Размытость, ненасыщенность красок — несмотря на название, эта сказка не про настоящую темноту, а про сумерки, про отсутствие настоящего света.

Василий Корецкий: ‹…› Русская тоска принципиально отличается от европейской, хотя снимают ее все в той же рубленой артхаусной манере — с долгими планами, резкими монтажными переходами, несколько мучительными паузами и любовью к колоритной нищете, ставшей очень модной вместе с румынским кино. ‹…›

Упадок превращается в обычное гниение, смутное томление по неизвестному сменяется отчаянием и усталостью. Все продались, все испортилось, никому нет прощения. Или есть? Точно понять не удастся — для жесткого, однозначного моралите «Сказка про темноту» слишком описательна. Здесь действительно много приморских пейзажей — почти прекрасных, подпорченных только несчастными фигурками героев. Но много и документальной жести — в основном в ошеломительно правдоподобных диалогах ‹…›. Собственно, сценарий оказывается тут гораздо красноречивее и пессимистичнее режиссуры. Камера говорит, что человечность у нас еще кое-где осталась, а текст уточняет: только никому она «на х** не нужна».

Никита Вознесенский: Мир фильма уменьшен, сжат, чтобы мы за полтора часа созерцания этой жалкой жизни могли узнать здесь себя.

Геля проводит жизнь в поисках любви. Она мечется между ребенком, которого она отобрала у родителей-алкашей, и сослуживцем Димычем. Она ищет любовь настоящую, пренебрегая пошлостью и грубостью, которая ее окружает, ищет физических подтверждений этой внефизической любви: она дарит игрушки ребенку и гуляет с ним во дворе, она хочет заниматься танцами и упрашивает Димыча быть ее партнером. Разговоры Гели и Димыча исполнены знакомой иронии, но сниженной, грубой и ранящей. Димыч разговаривает в основном при помощи мата, который, казалось бы, должен служить противоположной функции: не соединять людей, но разъединять. Впрочем, насколько самый литературный язык, самые изысканные слова способны помочь одному человеку понять другого? ‹…›

Одиночество Гели — физическое, ощутимое, одиночество в пустой квартире или за столиком в кафе — тоже метафорическое: оно говорит скорее о нашем одиночестве посреди толпы или о молчании во время разговора. Посреди фильма Геля видит сон: она одна плывет на барже, ржавом корабле без капитана и команды. Она неотличима от других здесь, одиноких и неспо- собных друг друга понять. Неспособных до ненависти: Гелин знакомый из южной республики убегает, узнав, что она милиционер; Димыч что-то говорит про «чурок»; «предприниматели» забавляются, стреляя в плакат с ментами; друзья-одноклассницы бросают Гелю в воду с криками «наша милиция нас бережет». ‹…›

Сказка про темноту, миф про Сизифа, фильм говорит о том, что есть сейчас, и о том, что завтра ничего, кроме того, что сейчас, — не будет.

В фильме есть смысл, грустный и в какой-то мере правдивый.

Фильм мне не нравится, но едва ли дело в нем.

Екатерина Барабаш: У Хомерики довольно необычная манера киноповествования. Он снимает словно на эмоциях, не особо заботясь о выверенности кадра и соблюдении необходимых пропорций. В «Сказке про темноту» много молчаливых длиннот, бессловесных эпизодов. Далеко не все из них обязательны, но они удивительным образом придают картине стыдливую детскость, наивность. Ведь темнота — это тоже из детства, когда совершенно невозможно заснуть в темной комнате и мама должна прийти и зажечь торшер в углу.

Камера оператора Алишера Хамиходжаева создает невероятно грустную картину бытия, осязаемо тоскливую. Здесь нет солнечных дней, зато весь фильм словно подернут туманной дымкой, моросью, матовой и еще более безнадежной, чем всякий проливной дождь. В этой мороси величественно и нежно смотрятся сопки и океан, но дома, люди, улицы — тоскливо и бессмысленно. Камера фиксирует большие пространства, почти пустые, похожие на акварели средней руки художника. На этих пространствах — словно детской рукой пририсованные человечки, то один, то двое, то группка. Потом вдруг — ментовской закуток, куда набился покурить чуть ли не весь личный состав. Тесно, скучно. За пределами закутка тоже скучно, но слишком просторно.

В картине вообще огромное пространство, и оттого оно кажется еще более зябким, в нем одному не жить, но влачиться по жизни. ‹…›

Гусятинский Е. Сплин // Искусство кино. 2009. № 8. 

Калинина О. Ночь продолжается // Сеанс. 2010. № 41–42.

Корецкий В. Рецензия на фильм «Сказка про темноту» // TimeOut.ru. 2009. 7 сентября.

Вознесенский Н. Миф про Сизифа, версия // Сеанс. 2010. № 41–42.

Барабаш Е. Матовое и матерное // Независимая газета. 2009.
10 сентября.