Я думаю, что у всех нас достаточно живо еще в памяти то время, когда речи порою адресовались не столько тем, кто находится в зале, сколько тем, кто сидит в президиуме. И задача подобных выступлений была вовсе не в том, чтобы поставить перед людьми волнующий вопрос, а в том, чтобы самого оратора потом не волновали неприятными вопросами...
Хочется верить, что кануло в Лету то время, когда слова, сказанные с высоких трибун, умирали, едва отлетев от губ того, кто их произнес, так и не достигнув сознания слушающих. Ибо любая, даже самая конструктивная и верная мысль умирает, если она не перерастает в дело.
По-моему, не было еще ни одного съезда нашего союза, чтобы мы не говорили о необходимости закрыть дорогу серым фильмам и тем, кто их делает. Но и тех и других становится все больше и больше. Почему? Мне кажется, потому, что эти фильмы слишком многих устраивают — многих, но не зрителей, потому что ленты они никакие, а за никакое не нужно отвечать, отвечать нужно только за какое-то. Никакое и есть никакое. А тому, что неожиданно, непривычно, живо, не вписывается в рамки, проще сказать «нет» — так спокойнее. А чтобы не задавали лишних вопросов, в ход пускается очень знакомая фраза: «Есть мнение!» Спрашиваешь: «Чье это мнение?» Руками разведут и глаза к потолку поднимут. Получается, что мнение есть, а кто его высказал, того нет.
Вы знаете, в телеспектакле «Следствие ведут знатоки» есть песня с удивительной формулировкой: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет...» Но дело в том, что приходит время, когда всем нам хочется знать: кто, где и когда?
Да, приходит новое время — подлинной реальности, конкретности. И именно к этой «конкретности дела» призывали нас с трибуны XXVII съезда КПСС. Съезд определил и сформулировал, что нужно для дальнейшего развития нашего общества, теперь задача заключается в том, как выполнять эти решения.
Да, приходит новое время! Снято табу с некоторых фильмов, долгие годы лежавших на полке. Элем Климов сидит в президиуме, Николай Губенко тоже, да и в отчетном докладе первого секретаря нашего союза искренних, живых слов было намного больше, чем мы привыкли.
Да, говорить стало легче! А стало ли легче работать? Нет. Работать легче не стало. Почему? Да потому, что среди тех, кто действительно занимается кипучей деятельностью, очень трудно распознать не менее кипучих бездельников, маскирующих свою псевдодеятельность общими, хотя и актуальными, фразами или глубокомысленным молчанием, в кабинетах которых звонят телефоны, пишутся бумаги, заседают комиссии. А дело стоит.
Потому что очень сложно отличить коллективную ответственность от коллективной безответственности. Бюрократ мимикрирует. Он приобретает новую окраску, маскируется под окружающую среду, забалтывает решения партийного съезда, борясь за выживание, приобретает новую форму, но содержание его остается прежним. И мы не имеем права дать ему себя усыпить звонкостью ничего не значащих фраз, мягкостью ласкового посула или своевременным самобичеванием. Только дело есть знак нового времени, только дело есть признак истинного оздоровления.
Между художником и бюрократом во все времена шла борьба. И победу в этой борьбе одерживает тот, кто более настоящий. Но только не нужно забывать, что бюрократ думает только о себе, а художник, если он настоящий художник, думает о своем народе.
Но каждый ли, кто считает себя художником, соответствует тому высокому нравственному смыслу, который вкладывается в это понятие? В. И. Ленин назвал кинематограф искусством. А искусство — это художественность. Но именно критерий художественности мы часто не учитываем, потому что профессия кинорежиссера, к сожалению, во многом уже дискредитирована усилиями тех случайных людей в кино, кто свою пустоту шифрует трескучей фразой, а профессиональную беспомощность скрывает, безоглядно берясь за важную социальную тему, не без основания, к сожалению, полагая, что именно важность темы заслонит художественную убогость ее воплощения. Однако бездарная, плохо, неумело сделанная картина, но на важную социальную тему приносит больше вреда, чем пользы. Подобные фильмы подтачивают уважение и доверие зрителей к нашему кинематографу и надолго закрывают путь к данной теме талантливому, ищущему художнику.
Демократизация любого общества — процесс чрезвычайно сложный и порою болезненный. Он требует неусыпного внимания и трезвой оценки, потому что в процессе этом принимают участие не только здоровые и конструктивные силы, но и те, что камуфлируют под них. Великий русский драматург и дипломат А. С. Грибоедов по подобному поводу сказал: «Колебание умов, ни в чем не твердых».
Можно, например, по-разному относиться к фильмам и личности Сергея Бондарчука — это дело индивидуальное. Но неизбрание делегатом съезда советских кинематографистов того, кто сделал «Судьбу человека», «Войну и мир», «Они сражались за Родину» — и уже только этими фильмами вошедшего в историю отечественной культуры, — есть ребячество, дискредитирующее все искренние, благие порывы оздоровить унылую, формальную атмосферу, царящую в нашем Союзе кинематографистов.
Подобное явление наблюдается не только в Союзе кинематографистов. Стоило Госкино на время утратить свою неприкосновенность, как на него обрушилась лавина упреков и обвинений. Но с течением времени, читая и слушая все эти более или менее справедливые нарекания, хочется задать себе вопрос: «А где же мы-то были, куда же мы смотрели — самостоятельные и честные художники? И чего мы вообще стоим, если для того, чтобы жить и думать по совести, нам нужно директивное разрешение!»
Пагубное заблуждение считать, что новое — это лучшее время для сведения старых счетов... В этой позиции нет ничего здорового и позитивного, нет положительной перспективы. С этой позицией нет и не может быть художника, потому что для настоящего художника чужое поражение — это еще не есть собственная победа. Сейчас называют новые имена и новые картины, которых раньше не называли, называли мало. Но нам ненужно обнадеживаться, что сейчас мы ухватим то, чего нам не было возможности ухватить раньше. Нужно делать дело, а не считаться. Сочтемся славою.
Все мы знаем, что происходит в мире, как тяжела и опасна обстановка. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы как можно больше людей и за пределами нашей Родины могли увидеть правду о нашей стране, о нашем народе. Мы обязаны способствовать проникновению советских фильмов на мировой экран. Однако думаю, что не скажу ничего нового, если напомню, как тяжело, как мучительно пробивают они себе дорогу. Но только ли внешние причины, о которых я говорил, лежат в основе создавшегося положения? Думаю, что нет.
Если мы хотим достичь желаемых результатов или хотя бы сдвинуться в сторону их достижения, нам необходимо в корне менять стиль и методы международной работы. Говорю это с полной ответственностью, ибо, готовя сейчас фильм с участием Мастроянни, вплотную столкнулся с этой проблемой. Путаница, недоговоренность, неумение и нежелание принимать решения, панический страх ответственности, тонны страховочных бумаг, подтверждающих свою непричастность ни к чему, если решение не «спущено сверху», бесконечные консультации с руководством, ничем не оправданные проволочки с ответами на письма, отсутствие точной информации — вот что, к сожалению, характеризует общий уровень международных отношений нашего кинематографа вообще и международных постановок в частности.
О какой интенсификации и ускорении может идти речь, если на съемки всего фильма мне отпущено сорок восемь рабочих дней, а только на одно оформление выездных документов нужно сорок пять или шестьдесят дней? Уже один этот факт остановит здравомыслящего и рачительного продюсера, могущего принести пользу советскому кинематографу в продвижении наших картин на мировой экран, ибо он за каждый день платит из своего кармана, а не как мы легко и щедро — из государственного.
И последнее. Мы говорим о переменах, мы радуемся им, но мы не должны забывать, что в перестройке, начатой партией, мы не зрители, мы прежде всего ее участники. А основа любого участия в общем деле — это уважение друг к другу.
Гласность — вот средство избежать раскола. Побольше света! Пусть судят все и каждый о наших спорах. Нам нет нужды намалевывать декорации. Об этом говорил Ленин.
Мы сильны и мужественны, нам нечего бояться, и любую проблему мы сможем правильно понять, а значит решить!
Много лет назад Николай Михайлович Карамзин писал о том, что кто самого себя не уважает, того, без сомнения, и другие уважать не будут.
А уважение — это правда, товарищи, какой бы она ни была. Правда о себе, о своем народе, о его прошлом и настоящем. Если мы не поймем этого, не научимся честно смотреть реальности в глаза, наши противники сумеют использовать это против нас. И тогда правда, которую мы не сказали о себе, вернется к нам изуродованной ложью о нас.
Мы не знаем еще многих ответов на вопросы, которые ставит перед нами жизнь, но задача художника состоит вовсе не в том, чтобы обязательно дать ответ, его задача в том, чтобы вовремя и точно поставить вопрос.
Михалков Н. Выступление на пятом съезде кинематографистов СССР // Искусство кино. 1986. № 10.