В основу этой статьи положено мое выступление на международном симпозиуме «Культура, культурные изменения и экономическое развитие».

Категория «культура» воспринимается разными людьми по-разному. Часто, говоря о «культуре», имеют в виду творения искусства и литературы или манеры воспитанного человека. Но это понятие имеет и другие, более глубокие смыслы. Французский социолог Алексис де Токвиль в середине XIX века, изучая американскую ментальность, определил ее словом «нравы». Он писал, что благодаря своим нравам народ может извлечь пользу даже из самых плохих климатических условий и самых скверных законов. И еще: никакую конституцию не обеспечишь, если нравы населения этому сопротивляются.

Культура — это система ценностей, убеждений, которые для человека ей принадлежащего обязательны; это этический код, ментальность, нравы… В нашем обиходе мы чаще употребляем понятие «национальные особенности». Культура формируется под воздействием множества факторов — географии, пространства, религии, истории, размера популяции, климата. Процесс формирования любой национальной культуры, на мой взгляд, так же органичен и нетороплив, как и формирование экологической системы.

[…]

[…] …Этический код крестьянства, зародившийся на заре человеческой цивилизации, должен был быть общим для всех народов мира. Но впоследствии под воздействием самых разных обстоятельств — войн, миграций, климата, популяции и, конечно, религии — он начал эволюционировать с разной скоростью, а кое-где так и застыл в раннем средневековье.

[…]

Так как попытки направить страну по пути модернизации можно наблюдать по крайней мере в течение последних трехсот лет, я поражаюсь тому, что правительство России до сих пор не понимает, что необходимо научное исследование национального менталитета. Разве нам не нужно обоснование хотя бы того факта, что огромное большинство российского народа не желает принимать участие в строительстве своего общества? Или того, что до сих пор российский народ и власть — два несоприкасающихся субъекта, что для нашего человека государство трансцендентно.

Как это ни печально, но мысль марксиста Плеханова о том, что демократия в России начала XX века была невозможна, ибо не было исторических предпосылок для ее развития, до сих пор абсолютно актуальна.

Ценности и верования инертного сознания определяют не только политику и экономику инертной страны — они влияют на более глобальные процессы. Это сейчас наблюдается в Европейском Союзе. Некоторые страны отличаются от других своим пониманием экономической дисциплины, требования которой были спущены им из Брюсселя. Кризис Греции, грядущий возможный кризис в Испании и т. п. ясно доказывают, что этические ценности в разных европейских странах далеко не однородны. Я не удивлюсь, если подобные же проблемы возникнут у Болгарии или Румынии и встанет вопрос о сужении зоны евро, а значит, и о распаде Большой Европы.

[…]

Мало кто сомневается, что религия является одним из определяющих факторов формирования национальной культуры и ментальности. Но мало кто признает, что крестьянское сознание в странах юго-восточной Европы и России сохранилось из-за византийского наследия. Можно без труда обнаружить, что в странах восточного христианства буржуазия как политический и экономический класс начала складываться по крайней мере на пять веков позже, чем в Западной Европе. При сравнительной характеристике трех основных христианских конфессий в Европе, согласно индексу человеческого развития ООН (самая развитая страна — 1, самая отсталая — 162), показатели выглядят так: протестантские страны — 9,2; католические — 17,4; православные — 62,6.

Цифры убедительные. Мне кажется, что какие-то проблемы в нашей стране связаны с нежестким этическим кодом православия. Например, грех в православии искупается раскаянием и исповедью в храме. Православный Бог очень добр — он прощает многое, если искренне раскаяться на исповеди. Недаром у Восточной Церкви нет понятия «смертный грех», когда совершивший его неизбежно будет лишен благодати Божьей и будет гореть в аду. Если первоклассников спросить, какого учителя они хотят — доброго или строгого, то они, конечно, выберут доброго: ведь тогда можно будет шалить!

Не здесь ли коренится легкое отношение к закону — нарушение его человеком православного вероисповедания не приводит ни к Божьей, ни к кесаревой каре?

[…]

Нам твердили: веруй, но не умствуй. Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше, чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость. Потому, когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. Вышло, что научные истины мы превращали в догматы, научные авторитеты становились для нас фетишами, храм наук сделался для нас капищем научных суеверий и предрассудков. Мы вольнодумничали по-старообрядчески, волътерьянствовали по-аввакумовски… Менялось содержание мысли, но метод мышления оставался прежний. Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским стали холопами чужой мысли. (Мысль без морали — недомыслие; мораль без мысли — фанатизм)».

Великий историк, Ключевский обнажил самый нерв русской ментальности — метод мышления! Вера, исключающая размышления, обречена на фанатизм. Нетерпимость к инакомыслию. Многочисленные примеры из истории Руси подтверждают, что нетерпимость к новшествам коренится в самых ее недрах.

Все сказанное Ключевским и другими ни в коей мере не отрицает великой духовной ценности русского православия — сам Ключевский был верующим человеком, но как человек мыслящий он анализировал те стороны русской ментальности, которые ему казались недостатками, и искал им объяснения. Православие как формирующая часть русской культуры было и остается главным духовным источником российского миропонимания, и никакие силы не смогли искоренить его из русского сознания, как ни старались революционные реформаторы огнем и мечом заставить народ отречься от веры. Но эволюция свойственна всему живому, ее нельзя остановить, можно только замедлить. Некоторое осмысление ценностной системы православия неизбежно — ради самой жизнеспособности этого животворящего учения.

И тем не менее, оценка роли православия в развитии России — взрывоопасная тема. Она рискует вызвать взрыв негодования, болезненную волну возмущения и подспудно дремлющее чувство собственной неполноценности. И поэтому, не желая касаться больной темы, политики и экономисты предпочитают не размышлять о влиянии культурных и религиозных ценностей на развитие общества. Они предпочитают ссылаться на неудачные политические решения, на плохих правителей, на слабость социальных институтов или недостаточно развитое гражданское общество — все это позволяет им «оберегать» политически некорректную проблему. Но историческая необходимость ускорения цивилизационного процесса заставит, в конце концов, задуматься, какое наследие в основе нашей культуры тормозит развитие нашего общества.

[…]

Я бы мечтал получить вразумительные ответы на вопросы, связанные с моей страной. Приведу три из них.

Почему в России с XIV века так и не возникло буржуазное сознание и почему со времени перестройки не появился средний класс? Средний класс — это ведь не объем потребительской корзины, не автомобиль «Мерседес» и не вилла в Монако. Это мировоззрение, сформированное экономической независимостью от власти и, как следствие, создание партии для политической независимости.

Еще вопрос на засыпку. Почему в России в мирное время опасно служить в армии? Смертельных случаев там больше, чем в Ираке и Афганистане вместе взятых за все время последних военных кампаний. Чем это объяснить?

И совсем простой вопрос: почему русские могут построить ракету и полететь в космос, но приличный автомобиль сделать не могут?

Есть что-то такое специфическое, что мешает нам создавать качественные простые вещи. А архисложные вещи у нас получаются превосходно!

Если мы задумаемся над глубинными причинно-следственными связями в поисках ответов хотя бы на эти мои вопросы, то можем натолкнуться на одну общую причину. Ответ на последний вопрос будет не сложен: если ракета не полетит, то кого-то очень строго накажут. В другие времена расстреляли бы. Что это значит?

Это значит, что в областях государственной важности существует высокая система персональной ответственности. Как писал Чехов в «Острове Сахалин»: «Если в сортире воняет и никакой жизни нет от воровства, то виноваты все, а значит, никто». «Никто» не виноват, ибо отсутствует как принцип понятие индивидуальной ответственности.

Итак: узкий круг доверия, отсутствие чувства личной ответственности, отсутствие страха нарушить закон. Это лишь несколько типологических национальных черт, которые определяют повседневную жизнь русского человека.

[…]

Поэтому мне кажется, что самая сложная задача, стоящая перед государством и обществом, — это попытка внедрить в русское сознание убежденность в необходимости индивидуальной ответственности каждого человека.

Я уверен, что русские «национальные особенности» таят в себе не только скрытые конструктивные силы, но и разрушительные, которые могут оказать более глубокое влияние на течение событий в России, чем действия внешних сил, будь то США, Китай или глобализация. И мы не сможем создать гражданское общество, если не расшифруем хотя бы на поверхностном уровне этические установки, убеждения и приоритеты российского ума, которые тормозят развитие страны.

[…]

У России пока не наблюдается желания спасать себя, мы ищем виноватых где угодно, только не в своей культуре. И такая грандиозная задача, как изменение национального сознания, будет решена, только если политические, интеллектуальные и другие общественные лидеры России осознают, что ряд традиционных ценностей препятствует созданию общества, устремленного к демократии и социальной справедливости.

У Эйнштейна как-то спросили, что помогло ему открыть революционные законы физики. «Все очень просто, — ответил ученый, — я лишь прислушался к голосу природы». «Если бы это было просто, — возразили ему, — то многие были бы способны открыть теорию относительности». «Да, это так, — ответил Эйнштейн, — но у природы голос очень тихий, а у меня очень хороший слух…» Я мечтаю, чтобы в российском обществе хотя бы у элиты появился этот абсолютный слух, который помог бы услышать шепот природы, сформировавшей наши национальные особенности. И если мы услышим этот шепот, мы, может быть, все же поймем, как помочь себе — стране с инертным сознанием — открыться для нового, для процветания и равноправия.

Кончаловский А. Помоги себе сам: русская ментальность и как с ней бороться // Искусство кино. 2010. № 10.