Кончаловские — это прежде всего родовая усадьба, которая своей геометрией, видами из окон, всеми запахами и ощущениями вошла навсегда в мою жизнь. Где бы ни упоминалась усадебная жизнь — у Чехова, Бунина, Толстого, Лескова, Гончарова, Тургенева, — я сразу представляю себе планировку дома, в котором жил дед, мастерскую, где он работал, конюшню, сад...

Дом деда в Буграх, под Обнинском. Там не было даже поселка, а просто стоял дом. Дом и огромный сад, где нужно было иметь «все свое», чтобы жить.

То есть дед мой, художник Петр Кончаловский, жил жизнью совершенно помещичьей — создав свой замечательный, практически самодостаточный мир. Охота на зайцев, на уток...

Там не было электричества (и до сих пор там нет электричества). Керосиновые лампы, куры, свиньи, корова... Запах копченых окороков и антоновских яблок, скрип половиц, постоянный запах краски, ведь дед — живописец...

Остались запахи, ощущения этого дома. По сути, этот Дом деда — прообраз всех усадеб, которые появлялись затем в моих фильмах. Декорация на все времена!

Это была естественная жизнь в большом семействе с сильной корневой системой. Я долго не мог понять, почему на меня изумленно смотрит класс, когда я утром честно признаюсь учительнице, что опоздал, потому что Рихтер играл на пианино до трех часов ночи и не давал спать. Я не понимал, что в этом особенного?

Ведь в застольных воспоминаниях у нас такие имена витали, что мало не покажется: Сережа Рахманинов, Паша Васильев...

Велимир Хлебников, по рассказам мамы, спал у нас на рояле, а Маяковского бабушка спустила с лестницы, сказав, что отказывает ему в доме. И все это казалось естественным.

Благодаря моему отцу мама имела возможность жить так, как она хотела, — то есть прежде всего хранить дом и его традиции. Поэтому, к счастью, мы с братом воспитывались в совершенно иных условиях, чем многие наши сверстники.

В нашем доме никогда не было места ярой партийности, столь обыкновенной тогда во многих других семьях, что уберегло нас с братом от «воспитания на ненависти».

Невольно я впитывал все то доброе и созидательное, что несет в себе русская культура... Картины Кончаловского... Фортепьянные импровизации уже упомянутого Рихтера... К нам ходили писатели... А когда-то и Шаляпин захаживал к Кончаловским за компанию с Рахманиновым... Всех их знала моя мама, дружила с ними и называла на «ты».

И все это носило характер естественной ауры.

Михалков Н. Территория моей любви. М.: ЭКСМО, 2015.