Фильм Тодоровского [«Страна глухих»] явно создан в назидательной полемике с кинематографом «самовыражения», как пример элегантно и внятно рассказанной истории. Москва здесь — космополитический мегаполис, где стабильным бытом стали казино с рулеткой, ночные клубы со стриптизом, гангстерские перестрелки и респектабельный сексуальный сервис. Приметы и поветрия дня явлены хоть и под морализаторские вздохи — все, мол, живем в «Стране глухих», не слышим голосов друг друга — но с удовольствием: «и мы, дескать, не хуже людей». Эта столица напоминает романтизированный экраном Нью-Йорк, а сам фильм стремится к «среднемировому» стандарту. Сквозь эти лоск и глянец — как задышать отечественным безднам? Но...
... Одну из ролей играет Дина Корзун. Ее героиня, глухая девушка Яя, «учит жить» новую подружку, наставляя «отключать» от себя «ненужные» звуки, будь то сигналы беды или мольба о помощи — и, по сути, исподволь растлевает ее. Роль — явно «отрицательная», и вроде бы странно, что именно она стала сегодня событием и неким знаком. Бывает, что ярко изображенный негодяй становится самым интересным в произведении и меняет его звучание — но здесь не совсем так.
Яя расчетливо предает и самоотверженно спасает. Урывая блага жизни хищными зубками — в решающий момент бунтует, взрывает ситуацию и остается с носом. Танцуя в ночном клубе, изгибается сладострастно и добросовестно, но, поймав похотливый взгляд клиента, неожиданно хлещет его по совершенно неповинной морде. Бесстыдно болтает о деньгах, но «зеленые», вырванные у хозяев жизни, просачиваются в никуда сквозь ее растопыренные пальцы, а она — далеко, она завороженно вслушивается в немолчно звучащий в ее ушах мерный гул океанских валов. Этот гул зовет ее в Страну глухих, омываемую волнами, что с ласковым шелестом набегают на песок... Здесь — грабят, стреляют, терзают и продают друг друга; там — солнце, покой и вселенская справедливость.
Яя, с ее неприхотливым умением по-птичьи жить сегодняшним днем, открытостью, неверностью, инфантильной жестокостью, импульсивным милосердием, нерасчетливостью, эгоизмом, амбициями и болтовней о вселенской справедливости — не воплощает ли черты России, да не только нынешней? Вымечтанная ею радужная Страна глухих — не оболочка ли «русской идеи», лишь меняющей имена, будь то «Град Китеж» или «Светлое будущее»? При том Яя — вполне земная девушка, несчастный романтичный ребенок московского асфальта. Ее осеняет тень Кабирии... Не взбалмошная эгоистка, а тот «маленький человек», одиночеству и миражам которого сострадала наша культура.
Однако сама история рассказана Тодоровским с заметными огрехами. Дуэт героинь только заявлен, ибо Чулпан Хаматова, играющая Риту, безмятежно пуста: ни одна из страстей не отражается на ее гладком личике. Максим Суханов жирно кладет краски, выявляя во влиятельном бандите-дельце действительно российское, «рогожинское» начало; а сердечный друг Риты, неудачник Алеша в исполнении Никиты Тюнина, — на изумление никакой.
Это странно: у Тодоровского стойкая репутация «актерского» режиссера. Но здесь не просто профессиональные промахи, а результат того, что автор словно замещает реальность апробированными конструкциями. Красивенькое изображение — словно со страниц глянцевых журналов, бандитская перестрелка в гулко резонирующем ангаре — из американского или гонконгского кино, а сцена, где две подружки лихо «динамят» в кафе простофилю — явная калька с «Маргариток» Веры Хитиловой. Элементы фильма лишь имитируют слаженность, причем слаженность неодушевленного механизма.
Мастера компьютерных эффектов сетуют, что не могут прилично сымитировать ни облако, ни дождевую каплю, ни вообще все, что связано с движением и дыханием природы. «Страна глухих» стремится к идеальному «пластмассовому» кино — но вторгающаяся сюда реальность все же разметывает в стороны разноцветные детальки сборной конструкции.
Ковалов О. Россия, которую мы придумали // Сеанс. 1999. № 17–18.