Галя покинула пасторальный рай с козами, спившимися родителями и
«Глянец» Андрея Кончаловского вышел на экраны ровно на месяц раньше фильма его младшего брата «12», и почти на полвека позже, чем первый киножурнал его отца «Фитиль» — но мистическим образом, в
Никита Михалков неоднократно клеймил гламур с разных трибун (
И дело не в том, что Кончаловский, обличающий мир глянца — это примерно как Уве Болл, снимающий памфлет о вреде компьютерных игр. Этот же тот Кончаловский, который не вылезает из телевизора и журналов. Кончаловский, который собственными руками превратил себя в идеального персонажа «Каравана историй». Кончаловский, который сумел навести гламурный лоск даже на такой таблоидный материал как личная жизнь. Неутомимый пропагандист ровно тех ценностей, о которых талдычат соответствующие издания: правильное питание, мужское здоровье, кокетливый цинизм. Ну, допустим, ему самому стало противно. ‹…›
Дело в том, что единственная серьезная, взрослая претензия, которую можно предъявить так называемому глянцу — это его пошлость. ‹…› А пошлость, в свою очередь — та единственная, возможно, материя, которую Кончаловскому, в силу некоторых личных особенностей, стоило бы не то что не трогать — обходить за километр.
«Глянец» — это пошлый фильм о пошлом; невыносимое, убийственное сочетание. Лучший актер — Ефим Шифрин. Блеск столичной жизни иллюстрируется периодическими вкраплениями истерически мелькающих бутиков и огней. Реплики уровня «Это не девушка, это единица товара» и «Я продавец лохматого золота». Вершина образности — Юлия Высоцкая, стукающаяся о фотографию голой задницы.
Авдотья Смирнова, до сих сочинявшая пусть манерные, пусть женские, но элегантные, кружевные такие сценарии, подписалась под шутками, которые и в КВН уже давно стесняются шутить. Здесь нет ни одного персонажа, который не был бы маской. Причем маской самой грубой, самой ширпотребной выделки. ‹…›
Разумеется, авторы не испытывают особого сочувствия к этим насекомым: большинство героев — которые появляются и исчезают без
Впрочем, наверное, в фельетоне позволительны гиперболы, художественное, так сказать, огрубление, закон жанра. Но не существует таких жанров и таких законов, которые допускали бы, к примеру, появление в кадре
Что тут скажешь: низкие истины — не очень интересно, но куда ни шло. Когда уходит и истина, остается только низость.
Зельвенский С. Продавец лохматого золота // Сеанс. 2007. № 33–34.