Игорь Масленников: Так получилось, что я оказался в эпицентре перестройки не только на «Ленфильме», но и в «верхах» — участвовал в двух болшевских проблемно-деловых играх. Они оставили довольно яркие и сильные впечатления. Как известно, проводили их социологи, экономисты, философы, психологи.

‹…›

Все, казалось им, очень просто... А в конце игры я видел этих ученых мужей, крупных специалистов в состоянии некой растерянности. Выяснилось: никакого аналога, ничего похожего на иные отрасли человеческой деятельности кинематограф не имеет. Кинематографическая сфера оказалась загадочной, вплетающей в себя элементы, совершенно противоречащие друг другу. Это и искусство, это и промышленность. И товар для покупателя, о котором неизвестно, чего он хочет. Это и театр — но нельзя поглядеть сквозь дырочку в занавесе, узнать, сколько в зале народа, а потом внести коррективы. Это и прокат, и телевидение, и видео... То есть гигантский запутанный мир, который сейчас находится в довольно сложном положении и требует переделки. Однако пока реальные очертания «здания» перестройки вырисовываются еще не очень четко.

Другой вывод из постоянных разговоров про обновление: перестройку надо начинать с себя. Вывод не нов, но каждый должен сделать его сам. Мы чрезвычайно инфантильны в нашем социальном мышлении, в нашем понимании демократии, экономических законов и новаций. Мы мгновенно пугаемся, едва попытавшись приподняться над буднями. И вот еще на что обратил я внимание: в поголовном своем большинстве мы оцениваем перестройку сквозь, так сказать, волшебный кристалл личных интересов. Слушаю какого-нибудь режиссера на очередной дискуссии — и немедленно проецирую на его слова личное состояние дел этого режиссера. Я и себя ловил на том, что ратовал за некие новшества, ибо с ними лучше и удобнее будет мне лично. Не в шкурническом смысле, нет, а в смысле атмосферы, которая меня устроит и в которой легче работалось бы милым моему сердцу людям. Представителю любой профессии очень трудно подняться над собой и начать думать об интересах отрасли. Или искусства... Получается, что все заняты самоустройством, самозаботой. По-человечески это вполне естественно. Можно понять начальников, скажем, когда они цепляются за привычные формы управления. Но на словах-то все за перемены...

‹…›

Недавно обсуждалась созданная кинопрокатчиками новая модель их системы. Все в ней, казалось бы, направлено на улучшение дела, но сохранены все три кита, на которых зиждется порочная практика нынешнего проката. Во-первых, остается назначаемая свыше комиссия по категориям — то есть по-прежнему волюнтаристски будет решаться, какая картина хорошая, какая — плохая. Даже выборность членов комиссии положения не спасет — опыт показывает, что в итоге все решает вполне определенный круг лиц. Во-вторых, по-прежнему вывод об успехе фильма будет делаться по результатам первого года проката — как будто кому-то еще не ясно, что бывают картины односезонные, а есть произведения «на века» и что фильмы — явления искусства в первый год проката, как правило, особого ажиотажа у публики не вызывают. И в-третьих, сохраняется порог окупаемости — странная величина то ли в четырнадцать, то ли в семнадцать миллионов зрителей, загадочным образом рожденная в недрах борьбы Госкино с ЭТО Г. Чухрая много лет назад.

Произошло все это потому, что люди, руководящие прокатом, оказались неспособны представить себе дело абсолютно с другой стороны. Кстати, о прокате вообще. Мы считаем, что именно с него должна начаться реальная перестройка в кинематографе. Ибо до тех пор, пока мы не разберемся, каким образом студия будет зарабатывать деньги и каковы будут отчисления ей от кинопроката, нечего и говорить о переменах в кинопроизводстве, которое в условиях самофинансирования и самоокупаемости впрямую зависит от результатов своей деятельности. При хозрасчете нам надо будет знать не про миллионы условных зрителей, а точные цифры дохода, принесенного каждой картиной.

Чтобы и волки были целы, и овцы сыты.

‹…›

Ничуть не желая умалить заслуги иных делегаций, которые немало ценного внесли в создание модели — прежде всего грузинской и латвийской, — скажу, что политика ленинградцев — не компромиссная, не половинчатая, но направленная на сближение позиций Госкино и Союза кинематографистов — оказалась плодотворной...

Модель создана.

Да здравствует модель?..

...Но надо помнить, что модель не случайно называется базовой. Ибо ее можно понимать только как некую идею того, что творчество должно быть более самостоятельным и независимым как от производства, так и от начальственных ограничений и волюнтаристских случайностей. Что весь механизм кинематографа должен носить саморегулирующийся характер. Что публику должно заинтересовать серьезными, проблемными фильмами, но для этого им следует быть зрительскими, и художники должны об этом думать... Короче говоря, модель надо понимать как идею, нацеливающую нас на гигантскую переориентировку, которая будет продолжаться весьма долго.

‹…›

И вот тут мы переходим к проблемам «Ленфильма»...

‹…›

...И видим некий парадокс, заключающийся в том, что многие на студии считают: перестройка нам не нужна.

Согласитесь, у нас никогда не было таких кризисных моментов, которые требовали бы криков «караул!» и «очищения от скверны». Я говорю о нравственной атмосфере, которая никогда не позволяла нам опускаться до базарного принципа существования в кинематографе. Именно этот климат обеспечил приход к нам вполне определенного контингента молодой режиссуры — среди них нет дельцов. Деляческая манера «жизни в искусстве» не дала у нас ростков, и случайные люди если и появлялись, не приживались на студии, а отваливались, как болячки. В результате — и приятно, что это оценено и со стороны, — мы имеем обнадеживающую молодую режиссуру, где у каждого свое лицо и свой взгляд на мир. И все вроде бы у нас идет естественным ходом: выпускаем, конечно, «положенную» долю в общий поток серой продукции страны, но неизвестно, изменит ли что-то перестройка, поскольку и сейчас работу получает самая перспективная молодежь, да и мастерам пока еще хватает места...

Кроме того, заложенная в базовой модели идея отделения киностудии от кинофабрики нам, в условиях «Ленфильма», представляется непродуктивной. Ибо «Ленфильм» — и это я прошу подчеркнуть красным карандашом три раза — из всех студий страны находится в самом драматическом положении по части технического состояния. Звучит витиевато, а суть в том, что у нас уже... падают павильоны. И никто не помнит, когда мы получали новую технику. А если получали, то отечественную, очень низкого качества. У нас есть еще дореволюционное оборудование!

‹…›

Теперь давайте возьмем столь важную часть базовой модели, как введение бригадного подряда и хозрасчета на студии. Мы пригласили научную группу экономистов ЛГИТМиКа. Они работали несколько лет... Правда, труды их кончились (учтите, я говорю с благодарностью и уважением) лишь детальнейшим описанием нас, наших бед и проблем. Как только экономисты стали предлагать какие-то свои рецепты — выяснилось, что мы общаемся на разных языках. Мы немедленно поняли: они не учли еще тысячи вводных обстоятельств, хорошо известных только практикам. И я еще раз убедился: спасение утопающих — дело рук самих утопающих... Но речь сейчас о другом: и эту работу по «спасению» мы начали, повторяю, не дожидаясь съезда.

‹…›

Вот примеры. Мы ликвидировали систему многих внутристудийных инстанций по приемке сценариев — она была притчей во языцех. Сейчас творческое объединение вправе само принять сценарий, купить его, рассчитаться с автором, запустить в производство. Главная редакция принимает только саму идею будущего фильма и обсуждает готовый сценарий при отправке его в производство. И никаких бесконечных согласований каждого варианта...

‹…›

Второе — переаттестация творческих кадров, которую я уже упоминал и которую вот-вот начнем. Созданы комиссии по профессиям, готовятся документы...

‹…›

Третье, чрезвычайно важное обстоятельство: мы ликвидировали общестудийный худсовет в том понимании, в каком он был раньше. Теперь он существует как узкий рабочий орган при директоре для решения общих вопросов — запуск дебютантов, определение категории картины, выдвижение на фестиваль, на премию, на присвоение почетного звания. Но фильмы этот худсовет больше принимать не будет — мы убедились за последние годы, что эта его функция превратилась в формальность... В связи с этим должны активизироваться худсоветы объединений, в их полномочиях все вопросы — от запуска картины до отправки ее в Госкино. Кстати, по такой модели всегда работало наше объединение телевизионных фильмов, и мы, в сущности, распространили его опыт.

‹…›

Уже сейчас мы добиваемся — в порядке испытания базовой модели — права создавать правление при худруках творческих объединений.

‹…›

Хотим мы использовать и опыт ЭТО Григория Чухрая — так называемое фиксированное голосование с последующей ответственностью.

‹…›

‹…› ...мы прекрасно осознаем, какое экономическое благо сулит нам хозрасчет — и потому уже сейчас будем стараться его вводить на студии, не дожидаясь указаний сверху.

‹…›

...в модели есть такое понятие «творческий резерв», в который выводятся все, состоящие в ХПО (художественно-производственный отдел). Они работают определенный договором срок на гарантированной зарплате.

О тех, с кем не заключают новый контракт на работу и кто выходит из творческого резерва, руководство кинообъединения должно позаботиться — то есть «помочь» им в профессиональной переориентации. По-моему, это «деликатный», так сказать, способ избавиться от ненужных, а то и неугодных людей.

Я же считаю, что в «творческий резерв» должны входить только те, кто связал свою судьбу с риском творческой жизни — режиссеры, операторы, художники. И их необходимо приравнять в юридических и авторских правах к сценаристам и композиторам. Все же остальные должны быть в штате, и все должны получать зарплату. Другое дело, что они вынуждены будут добросовестно работать: при хозрасчете для студии обременительны станут люди, годами ничего не делающие. Ибо их коллеги обнаружат, что они «едят не свой хлеб». Таким образом ликвидируется и антиконституционная система простоев — и оплачиваемых, и неоплачиваемых.

Такое понимание «творческого резерва» поможет также решить проблему молодых режиссеров и «серых» режиссеров. У них появится выбор: ждать постановки, сидя дома, или идти в штат вторыми режиссерами на твердый заработок (который сам по себе должен пересматриваться). Уверен, что на действительно серьезный риск, связанный с положением «свободного художника», отважатся лишь самые талантливые, лишь те, в ком горит, так сказать, священный огонь искусства.

Масленников И. Как дела на «Ленфильме»? // Искусство кино. 1987. № 7.