Неуемное честолюбие, контактность и искренний интерес к предмету сделали кандидата биологических наук Константина Эрнста главным кинематографическим культуртрегером страны. Контуры грядущей кинополитики 1-го канала угадывались еще в его ранней авторской программе «Матадор», где будущий генпродюсер ОРТ занимался ненавязчивым просветительством, доходчиво говорил о сложном, облегчая предмет яркой оберткой в виде игровых заставок, оптических изысков или переодевания Фассбиндером в посвященной тому персональной программе. Открытие каннской эстетики, портреты Копполы, Годара и Поланского не только определили круг его интересов, но и накрепко связали с киноведом-копполоведом Анатолием Максимовым, будущим боссом останкинского кинопоказа и бессменным закадровым конферансье его анонсов.
Со временем страсть к масштабным гулливеровским затеям отодвинула кинопоказ на второй план. Став генералом останкинских коридоров, К. Э. немало посодействовал укрощению и окультуриванию неизбежного для постсоветского мира левого ренессанса. Ползучая красная реставрация получила звучное имя «Старые песни о главном» и первые три года выпускала пар в державно-космической патетике главного канала, песенках про хорошую погоду и первое свидание и юбилейных концертах вчерашних звезд. Идея лишить красных монополии на ретро — Большой хоккей, Большой вальс, теплую задушевность и старый телевизор — была весьма рискованной, вызвала немало упреков в потачках реваншу, но в итоге себя оправдала. Денационализация старых песен о главном дала мощный миротворческий импульс на исторических выборах-96: неореволюция не удалась.
Уже в тот момент народный канал перешел от частного к общему — мощной, эффектной и сравнительно недорогой PR-кампании трудных материй: Родины чудесной и самоощущения в ней. Девиз Трумэна «Права она или не права — это моя страна» был начертан на эрнстовских знаменах аршинными буквами и вдохновлял на рекламные подвиги. Чеканные, мобилизующие слоганы, сердечные сюжеты, воистину народные и непримелькавшиеся в рекламе артисты на сей раз были употреблены на святое дело национальной самоидентификации в маниакально-депрессивный период. Любовь к старому, малому, ближнему, к родне и к зайцам, к девушкам из Нижнего, к первому, а не последнему троллейбусу впервые была столь яростно противопоставлена вечной национальной меланхолии и сектантству — «Все у нас получится», «Мы вас любим», «Это мой город», «У меня все нормально».
Ту же философию продвигали и продолжавшиеся новогодние гала-концерты из лакировочных, оттепельных и вокально-инструментальных времен. «Будьте здоровы, живите богато», «Трутся об ось медведи, вертится Земля», «Надежда — мой компас земной» — тремя этими аккордами закончили трилогию о главном пасечники и шоферы, дембеля и дикторы ЦТ, садоводы и дворничихи, хорошие девушки Лиды и парни всей Земли в исполнении лучших людей советской эстрады. Времена, когда все дружно радовались погоде, а не рулетке, семье, а не адюльтеру, работе, а не праздности, казались вполне живыми и даже плодоносящими. Однако героиня его последнего проекта с говорящим именем Мама, — старуха, заставившая детей поубивать друг друга и саму себя во время неудачного угона самолета в чужую халявную жизнь — стала точной, но оттого не менее заезженной метафорой отечества. Дальше любоваться доброй глупостью, патриархальной грязью и пьяным героизмом не было никаких сил. Последней попыткой стал сериал Зал ожидания, ставить который пригласили Дмитрия Астрахана, в патриотической хвале и хуле не знающего вовсе никаких берегов.
Только и осталось, что хорошее кино по ночам крутить. Когда вся Родина уже спит.
Горелов Д. Эрнст Константин // Новейшая история отечественного кино. 1986–2000. Кино и контекст. Т. III. СПб, 2001.