«Демон» невероятно театрален.
Сейчас, когда люди немного поуспокоились, возможно, им хочется
Я стал задумываться о том, чтобы не расширять свой медиальный облик. Когда ты часто мелькаешь, ты как бы девальвируешь себя, объясняя вдогонку то, что уже сделано. Я сейчас работаю с артистами, которые не дают никаких интервью, — Неелова, Меньшиков. И это прекрасно. ‹…›
Я ни в коем случае не переоцениваю «Пластилин», который принес мне много премий, зарубежных гастролей, известность в некоторых кругах. Это не тот спектакль, о котором я всю жизнь мечтал. Я еще не сделал спектакль, о котором мечтаю. Более того, я допускаю, что, когда я сделаю этот спектакль, все скажут, что это ужасная фигня, а мне он будет так нравиться, что я буду просто сходить с ума. ‹…›
Я делал «Полароидные снимки» о смене вех, о смене поколений, о ситуации здесь, а вовсе не об английских проститутках, гомосексуалистах. Никто этого почти не заметил: все увидели желание сделать гламур, модный спектакль. Совершенно этого не было! Я с этой пьесой носился несколько лет. Эта пьеса про очень болезненные вещи, которые я наблюдаю сегодня: про людей, которые говорят, что они счастливы, будучи совершенно несчастными. Про Москву, про поколение
Я истерически пытаюсь достучаться до зрителя, потому что не хочу видеть его таким, каким я его вижу. Я хочу его по голове ударить — за его привычку к комфорту, к театральной пошлости. Я взываю к публике, хочу на нее
Любой хороший автор — моралист. И Островский, и Шекспир. Театр — отправление культа. А культ — это диалог посвященных и паствы, желающей быть посвященной или услышать сокровенные, тайные вещи. Люди, которые сегодня занимаются театром, — едва ли не последние, кто думает о том, что происходит с миром, с человеком, как устроены отношения людей. И поскольку они начинают об этой тонкой сфере
Мне кажется, что сегодня вообще стоит обновить старые значения: они сильно затерлись. Вот, например, в слове «мораль» сейчас больше негативного содержания: мол, не читайте мне мораль. Или, пафос. Говорят: «Ну, что за ложный пафос!». Пафос — прекрасная вещь: в греческой традиции это страдание и нравственная стойкость героя. И без пафоса не бывает катарсиса. Это я сегодня на репетиции «Демона» «проповедовал». ‹…›
Я практикую жестокость психотерапевта. В разговорах поднимаются все острые и болезненные внутренние темы. И я очень сильно открываюсь. Без этого взаимного открытия невозможно делать спектакль. Это очень интимно, сродни сексу. Театр — это взаимная психотерапия. Ведь даже греки использовали театр как терапию: чтобы через катарсис улучшиться, почувствовать себя нравственнее и счастливее. Если человек закрывается, он мне становится неинтересен. ‹…›
Серебренников К. Люблю, когда все молоды и красивы [Интервью Алены Карась] // Российская газета. 2003. 23 января.