Рассказываем историю о том, как жили молодые ученые, люди, ничем особенным не выделенные внешне, но являющие собой особую «породу» человеческую, столь же древнюю, как и ее противоположность. Как жили? Собственно, как все: при прочих каждодневных заботах. Да и почему «жили»? Живут, конечно. Занимаются обычным для них делом: думают. Именно так, их «дело» — думать. Каждый из них работает в своей области науки. Каждый занят тем, что исследует какие-то отдель¬ные, частные стороны необъятной жизни природы. И это исследование кажется чем-то бесконечным, безостановочным, этот «тихий труд» — их удел. И еще: это главное в их жизни. Сложившиеся обстоятельства вынуждают этих молодых ученых прекратить научную работу и заняться собой. Они перестают заниматься тем, что до последнего момента было главным. ‹…›

Город, где происходит действие, расположен на берегу бесцветного моря, его окружают невысокие горы без растительности. Город отдельными своими районами как бы врезается в пространства гор, и в ущельях располагаются его микрорайоны. Это город в серо-желтой тональности. Море необычное: никакого прибоя, вялые прозрачные волны наплывают на светлый песчаный берег. Шум моря почти не слышен. ‹…›

Жаркое лето. Собственно — каждое лето здесь жаркое. Еще не догадываясь о надвигающейся «беде», мы видим, каких усилий стоит герою собственно жизнь в его квартире. Странными поначалу должны казаться манипуляции героя с водой. Кастрюли, ведра, ванна — все заполнено водой. В ванной над раковиной висит обычный рукомойник. Герой живет на третьем, например, этаже. Вода в его квартиру не поднимается, или поднимается внезапно — воздушная струя выплевывает в раковину клочья рыжей горячей воды, почти кипятка, в остальное время по квартире разносится «голос» насосов: когда хриплый, когда чистые нежные звуки, как музыка, и тогда герой почти инстинктивно «подпевает» иногда из крана в раковину начинают лаять далекие и злые собаки. ‹…›

На уровне драматургии хотелось бы иметь совершенную законченность буквально всех линий, буквально всех персонажей. Мне кажется, что в этой картине должна быть полная завершенность линий судеб героев не только основных, но, что не менее важно — и якобы второстепенных, ибо ничто не должно уйти в НИЧТО, даже если из НИЧТО явилось. Я имею в виду, например, — следователя. Он может появиться и в последних кадрах, эпизодах и тому подобное, возможно, в каком-то другом виде. В своем истинном существовании, ибо, грубо говоря, откуда-то он был взят «мирозданием» в фантомическую службу, после вернулся «на гражданку». Вообще фигура следователя — это может быть и не фантом совсем, ведь смерть Снегового — гиперреальное событие.

Это самое реальное событие во всей этой истории. Что если подумать о придании следователю реальных черт, реальной судьбы, что если привести и его к трагичному концу, когда он не выдерживает давления противоречий. Трагичный конец не только в варианте самоубийства, но и в варианте крайнего оскотинивания, когда этот человек остро почувствовал ничтожность свою в масштабе истинной перспективы и судьбы. Хорошо бы свести героя и этого следователя совсем в финале... когда один растерян, подавлен, другой, уже в паре с Мефистофелем, отрывается от земли и уносится в пространство.

Улицы ночного, совершенно пустого городка могут быть местом, средой, действующим лицом. На этих улицах властвует очумевший следователь, он разъезжает по ним на газике, сам за рулем, как бы выискивает жертву. Собственно, город спит и не ведает, какая драма, какого масштаба драма «разыгрывается» на его улицах. Голоса кондиционеров, гудки с моря, шумы факела, пролетающий самолет.

Раннее утро этого дня не отличалось от предшествовавшего: наш герой также сел на свой старый велосипед, как и всегда, как и каждое утро, и поехал от дома по проспекту совсем спящего города в сторону ущелья, потом по шоссе, вдоль водозаборного канала в сторону моря. ‹…›

Велосипедист подъезжает к нефтеперегонному заводу, долго пережидает вереницу рабочих, идущих в утреннюю смену на завод, видит лица этих людей. Похоже, он будет наблюдать и когда окажется здесь же поздно ночью, когда будет вереницей покидать завод вторая смена. Но уже нестерпимо ярко будет гореть факел, освещая ущелье, лица усталых людей. ‹…›

Реальные события должны ловко переплетаться с фантастикой, то есть с гиперреальными событиями. Если зритель будет «запутан» — это не так страшно: заключительный эпизод у Вечеровского точно поставит все на свои места. ‹…›

...к концу разговора со следователем герой подходит к окну и видит, как в военную машину вносят тело Снегового, на его лице — брошенный кем-то чистый носовой мужской платок, уже в маленьких пятнах крови. Может быть, следователю уместнее будет «пригласить» нашего героя в квартиру самоубийцы, когда того уже отнесли в машину. Мундир полковника... обстановка комнаты... и т. п.

Еще до развязки Вечеровский в своей квартире ведет единоборство с «Давлением», но приходящий к нему герой не видит никаких следов этого единоборства. Может быть, я что-то не так понял? ‹…›

Акценты к концу картины должны сместиться как-то внезапно: драма обстоятельств перерастает в драму идей.

Обязательно продумать текст телеграммы. И этот текст должен быть простой и понятный.

Есть ли смысл придумать более популярное название темы работы главного героя, той самой работы, что стала поперек «мирозданию»?

Вариант финала: отдав Веч[еровскому] рукопись, герой бредет из дома к горе, карабкается по ее склону, где-то здесь его наверстывает злополучный следователь, происходит жесточайшее единоборство, в котором побеждает герой, он взбирается на вершину скалы и зачарованно смотрит на огонь факела, а за его спиной — темный спящий город... Может быть, герой наш плачет, может быть, только слезы отчаяния, скрип зубов, может быть — вернувшееся мальчишеское рыдание как освобождение от тяжести пережитого.

Привязался ко мне этот следователь?! Все время варьирую, гоняю его по сюжету, ищу продолжение и развитие, закат персонажа: ведь, по существу, в его лице мы можем иметь человека, добровольно отдавшего себя служению его величеству Давлению. Он преследует героя подозрениями, и в конце, окончательно уверовав в виновность нашего героя в убийстве военспеца, следит за героем, сам выходит на «операцию», решается самолично ВЗЯТЬ ПРЕСТУПНИКА. Единоборство происходит среди черноты жаркой южной ночи на острых ранящих камнях у подножия горы, рядом с домом героя, где столько всего произошло и столько всего еще произойдет, может быть.

Сокуров А. «Дни затмения». Экспликация // Сокуров. Части речи.
Кн. 2. СПб.: Мастерская «Сеанс», 2006.