Экранным способом можно открыть в человеке то, что никаким другим способом показать нельзя. Рана от столкновения с визуальной реальностью не заживает, нет таких ниток, это не забывается и на всю жизнь остается с человеком. Один человек может при помощи камеры нанести страшную рану другому.
Готовясь к документальной картине, выбирая документальный жанр как художественную форму, необходимо задать себе вопрос, насколько я душой близок к человеку, который должен стать героем фильма. То, что я создаю, не должно поранить человека. Ни руки, ни ноги, ни голову, ни душу, ни глаза. Так было и в случае с Марией, и в случае с Ельциным. Так, я надеюсь, будет всегда, именно это стремление не нанести раны и образовало ту точку зрения на материал, которую я называю «элегией». Я бы никогда не смог бы снимать публицистические картины, в публицистике какое-то особое зло, особое холодное равнодушие к судьбе человека, которое якобы позволяет сказать правду.
Необходимо просчитывать последствия, которые повлечет за собой существование фильма. Как человек будет воспринимать картину через годы, через несколько лет, ведь ее будут смотреть, она будет жить своей жизнью. Фильм останавливает время, а человек идет дальше. Камера останавливает время. Вы будете таким, каким вас запечатлела камера, пока существует пленка. Но может быть, завтра вы уже не захотите быть таким.
Может быть, у меня такой внутренний душевный процесс, который приводит к переоценке каких-то ценностей, часть из которых в моей внешности и моей манере поведения, в тех словах, которые я подбираю, для того, чтобы быть понятным или спрятаться. Внешность, поведение, слова все меняется под воздействием внутренних душевных процессов.
Этот моральный аспект документалистики очень важен.
Нельзя приступать к картине, не разрешив для себя эту дилемму. Если ты не любишь своих героев душой, а не просто разумом, к фильму нельзя приступать.
Важен нравственный аспект документальной работы. Естественно, очень хочется заглянуть внутрь героя, но хочется разглядеть в нем не интимные подробности, а нечто, что делает человека божеством, то, что отличает нас друг от друга, одного делает божественным человеком, ангелом, а другого — нет.
Интимное пространство всегда слишком прогнозируемо, понятно. Даже если попадается непростой материал, его нельзя использовать, нужно забыть о его существовании. Нужно иметь чистые руки и чистые помыслы.
Список того, что режиссеру ни в коем случае нельзя делать, гораздо шире того, что делать можно. Никакой свободы в искусстве не существует. Никакой свободы поступков. Наоборот, очень много ограничений. Именно благодаря ограничениям мы можем говорить о какой-то цивилизованности. ‹…›
Сокуров А. Записки о документальном кино. Запись Дмитрия Савельева // Сеанс.