Только что я посмотрела маленький фильм. В кино я не была долго, очень уж страдаю от жестокости, непристойности и безумия. Им и так не обрадуешься, но здесь я имею в виду их эстетизацию. В общем, фильмов я давно не смотрела, и удивилась безмерно. Мы видим чистого, доброго, трогательного и совершенно нормального человека, причем он, вроде бы, даже не среди волков. Этого мало — не знаю, можно ли назвать такой фильм документальным, но режиссер снимает настоящую, реальную женщину. Значит, есть «просто жизнь»? Но это же чудо. Одни ее любовные мечтания и рассказы, музыка ее молодости, фотографии актрис — нет, как же сохранилась такая чистота? Когда она говорит «прошла любовь, завяли помидоры», сердце переворачивается. К концу я заразилась чем могла — поверила, что ее везет на сене наконец появившийся он.

Другой фильм того же режиссера — «Странная свобода бытия» — то ли еще удивительней, то ли нет. Это как посмотреть. Очень хороший человек, архимандрит монастыря. Казалось бы: ну конечно, в церкви легче это сохранить, чем в вынужденной бедности и в вынужденном одиночестве. Казалось бы, но пусть лучше не кажется. Едва приподняв голову, «религиозная жизнь» с великой легкостью порождает свою прямую противоположность, которую так настойчиво описывал и обличал Христос. Сейчас ленивый не встречал стареющих женщин с очень злыми глазами и сладчайшей улыбкой. Собственно, потому и страдаешь из-за этих школьных дел. Увидит ребенок злобу и фальшь — потом его долго не повернуть не то что к Евангелию, а даже к православной культуре, такой прекрасной и трогательной. Я плохо разбираюсь в тайнах кино, но все-таки уверена: лицо, глаза, смех архимандрита, его взрослость и детскость подделать невозможно.

После этих картин понятней, почему Бог нас терпит. Ведь терпит же; по логике, страна, где были хотя бы ЧК 20-х и голод начала 30-х, должна была провалиться сквозь землю. Чтобы не огорчать тех, кто верит в добрые советские времена, могу прибавить и некоторые ужасы последних лет двадцати. Нищета была, распутство было, пьянство — что и говорить, но каким-то чудом была и семья будущего архимандрита. Судя по его рассказу, изгоем он не был. Может быть, главное отличие наших десятилетий — то, что теперь нет таких детей? Не знаю. Может быть, они есть. ‹…›

Первое: в средние века считали, что красота определяется глазами и улыбкой. Глаза свидетельствуют о связи с Богом, улыбка — о связи с ближним. Как искала и нашла Марина Разбежкина именно такие лица? Фома Аквинский определял красоту как «veritatis splendor» — сверкание (или великолепие) правды. В этом смысле героиня «Просто жизни» неоспорима красива. Смех и улыбка у нее неподдельно добрые, взгляд — исключительно живой. Вероятно, ей за сорок, лицо в достаточной мере обвисло, но тут и видишь, что старость (она еще далеко) не уводит от красоты, а скорее приводит к ней. Давно изобличенное народопоклонство здесь все же оправданно — «дамы», от бомонда до образованщины, стареть боятся, заметно вредя этим своей внешности и надежде на лучшую, позднюю пору брака. Мужчины добрее женщин, но очень уж они жалки. Тут чуда нет, иначе и не могло случиться, когда их превращали в дрожащую тварь, восполняющую трусость грубостью. Не знаю, желать ли Шуре, чтобы появился он. Очень уж мало надежды на Филимона, Иоакима или Афанасия Ивановича.

Второе: снова разделю народопоклонство. Хорошо, безмерно трогательная крестьянка сохранила свои лучшие качества. А как ухитрилась это сделать московская интеллигентка? Ведь она сознательно искала и выбрала этих героев. По случайности, и церковную, и киношную среду я знаю с детства. О церковной сказано достаточно, каждое поколение повторяет негодование Христа. Однако, особая атмосфера кино — тоже не подарок. Иногда мне кажется, что она опаснее атмосферы всех других искусств. Сейчас этого меньше, но все-таки «ищущим правды» там быть смешно. Чего же я удивляюсь людям, не прошедшим через всеразрушающую иронию? Режиссер «Просто жизни» — третий и самый смелый герой притчи о хороших людях.

Трауберг Н. О логике и надежде // Сеанс. 2007. № 31.