Сергей Юриздицкий: Саша предложил мне снимать его дипломную работу. Я тогда очень увлекался Платоновым, и, насколько помню, разговор о Платонове возник даже не с его стороны, а с моей. А может быть, мы пришли к этой идее одновременно: неплохо бы снять «Реку Потудань».
Ливия Звонникова: «Одинокий голос человека» начался для меня с просьбы Саши Сокурова проконсультировать его в связи с творчеством Платонова. Саша собирался экранизировать «Реку Потудань». ‹…› По первому разговору с Сашей мне стало понятно, что замысел фильма сложился и его изобразительное решение продумано. Разговор шел в основном о времени и пространстве платоновского мира. Мы сидели в аудитории, и он мне показывал огромную кипу фотографий, многие из которых вошли в «Одинокий голос». Тогда же Саша спросил меня, не знаю ли я сценариста, который мог бы написать для него сценарий. Я назвала ему Юру Арабова — студента из мастерской Николая Николаевича Фигуровского. ‹…›
Юрий Арабов: ‹…› Согласился из студенческого нахальства, что ли. Прочитал «Реку Потудань», которая мне весьма понравилась. Стал думать и гадать, как мне делать экранизацию. И решил, что самая элементарная метафора времени может разрешить проблемы экранной драматургии, которая требует линейного построения, фабульной внятности, по крайней мере. Мне представилось, что действие происходит в каком-то очень маленьком местечке, на островах разлившейся реки. Может, реки Потудани. Река, острова, петляние по улицам, которые внезапно обрываются, уходят под воду и из воды появляются — по-моему, это решало проблемы вхождения в ритм Платонова, в его прозу. ‹…›
Сергей Юриздицкий: ‹…› Снимали мы в очень тяжелых условиях. Правда, был студийный автобус — до ВГИКа Саша работал на Горьковском телевидении, у него там остались связи, благодаря чему мы получили какую-никакую помощь. ‹…› Я участвовал в формировании замысла только на самом раннем этапе, да и то в общих чертах — у меня были свои операторские задачи, которые устраивали Сокурова. Например, мне хотелось воспроизвести пластику Петрова-Водкина. Я увлекался исследованиями об искажении перспективы в живописи и старался избегать сходящихся линий в кадре. ‹…› Я воспроизводил эффект обратной перспективы Петрова-Водкина, который тот, в свою очередь, заимствовал из русской иконописи. С цветом и светом я работал совершенно интуитивно — просто проверял по себе: похоже — не похоже и снимал. ‹…›
Юрий Арабов: Осенью Сокуров вернулся с девятичастевой картиной. ‹…› несколько вещей мне понравилось чрезвычайно — в частности, весь эпизод на рынке. Именно по нему я понял: безусловно, это режиссер. Потом я смотрел картину второй, третий, четвертый раз. Она меня все меньше и меньше отталкивала, постепенно забирала. ‹…› Вот тогда и началась замечательная история, длинная-длинная история «Одинокого голоса» во ВГИКе. ‹…›
Сергей Юриздицкий Сокуров привез «Одинокий голос» в институт и показал его ректорату. Насколько я помню, реакция у всех была крайне негативной. У руководителя мастерской Згуриди, в том числе. А ректор, кажется, и вовсе не смотрел. ‹…›
Юрий Арабов Кафедра во главе с Герасимовым, за которым было последнее слово, посмотрела самое начало фильма. Затем из зала выскочил Сергей Аполлинариевич, блестя своей роскошной лысиной, а следом за ним помчался его ассистент Тавризян. И по-моему, в тот момент к Герасимову юзом подъехала Ливия Александровна, которая во всей эпопее принимала самое деятельное участие.
Ливия Звонникова Разумеется, я все видела и считала своим долгом получить ответ на вопрос, понравился ли фильм. Тавризян весь дрожал и все повторял одну и ту же фразу: ну нельзя же так, нельзя же так... А Герасимов произнес буквально следующее: картина не имеет никакого отношения к Платонову. Платонов — очень жизнерадостный писатель, а фильм навевает тоску. Очень многие молодые люди боятся смерти и снимают картины не про жизнь, а про смерть. Мне кажется, здесь мы имеем дело с тем же самым. Тогда я спросила его: а могли бы вы, Сергей Аполлинариевич, по первой фразе «Дамы с собачкой» понять смысл всего рассказа? Тут он задумался и ответил: может быть, вы и правы — я досмотрю. Но когда Саша узнал, что досмотреть фильм он велел Тавризяну, он просмотр устраивать отказался, понимая всю бесполезность этой затеи.
Юрий Арабов: ‹…› решили, что Саше дадут защититься «Одиноким голосом» только в том случае, если у картины будет какой-нибудь классный оппонент. Как крыша, которая не поедет. Кого мы знаем? Выяснилось, что у моей мамы есть подход к Константину Михайловичу Симонову. ‹…› После фильма Симонов спросил: что вы от меня хотите? Мы объяснили. И тут он стал как-то смущаться, по-видимому, почувствовал ситуацию и не хотел быть ледоколом. Наконец он сказал: ребята, здесь нужно иначе действовать — я поговорю с Павленком в Госкино, пусть тот надавит на Ждана, Ждан даст добро, и тогда я буду у вас оппонентом. После этого мы еще раза два встречались с Симоновым, он звонил, узнавал, как идут дела. По-моему, с Павленком он все-таки поговорил. Может быть, Павленок сказал что-то вроде да-да-да. Или нет-нет-нет. Но на этом все замерло. ‹…› Кому еще показать фильм? Приглашаем Армена Николаевича Медведева, тогдашнего главного редактора журнала «Искусство кино». Просмотр длился минут сорок, после чего Ждан, узнав, что Медведев смотрит «Одинокий голос», немедленно дал распоряжение просмотр прекратить. А потом нам стало известно, что ректорат принял решение картину уничтожить, чтобы впредь подобных прецедентов не было.
Сергей Юриздицкий: Меня предупредили киномеханики, что ректорат велел уничтожить негатив и позитив «Одинокого голоса». И мы вместо нашего негатива подсунули срезки какого-то другого, а свой негатив украли. Позитив украли тоже. Все это перенесли в общежитие и поставили под кровать.
Юрий Арабов: Фильм тайно вынесли из монтажной, а его негатив заменили, кажется, негативом «Броненосца «Потемкина». Концептуальная замена была произведена. Смывали ли они «Броненосца»? Вполне возможно. А дальше — тоска. Зима, пурга, холодный ветер дует. Ливия Звонникова Стало еще более очевидным, что необходимо форсировать наши общие усилия. Ректорат категорически отказал Сокурову в защите игровой работой. Кафедра представила к защите его документальный фильм «Лето Марии Войновой», который он снимал еще в Горьком. С этим пришлось смириться — ведь «Одинокого голоса» как бы уже и нет в природе, он уничтожен. ‹…› Паола Дмитриевна Волкова позвонила Андрею Тарковскому и попросила его посмотреть фильм. Ситуацию с защитой Тарковский пересилить, естественно, не мог — в институте о нем и слышать не хотели. ‹…›
Юрий Арабов: Тарковский тогда только что вышел из больницы, у него был тяжелый период — бесконечная история с двумя вариантами «Сталкера», смена оператора, смена героя, смена концепции. Но он уже потихоньку выходил на перезапись фильма, подбирал шумы. Короче говоря, одним ненастным вечером мы взяли свои многочисленные яуфы — девять частей на двух пленках, страшное дело — нашли такси и за пять двадцать (совсем недешево для нищих студентов) примчались на «Мосфильм». Не знаю, как у Саши, а у меня было страшное волнение. В моем представлении Тарковский принадлежал к категории элитных людей, куда кроме него входили еще четыре человека — Леннон, Вознесенский, Солженицын и Любимов. ‹…› Когда он вошел в кинозал, где мы его ждали, от него будто какое-то сияние исходило. Маленький, щупленький, очки на цепочке. В то время мало у кого такая цепочка была. Поздоровался. ‹…› Ну, давайте, начинайте. Прелюдия к просмотру была впечатляющей. Пошла наша картина — я старался на экран не смотреть, заткнул уши. С Сашей было то же самое. Вдруг оборвалась пленка — в самый ответственный момент, перед моей любимой сценой. ‹…› Позорная ситуация. Но про себя я отмечаю: ведь следит, интересуется. Слава богу, потом все наладилось. После картины Тарковский говорит: пошли в монтажную, поговорим. Там у нас состоялся почти трехчасовой разговор. Тарковский сказал: это настоящая шуба из овчины, только пуговицы к ней проволокой прикручены, а надо бы нитками пришить. И подробнейшим образом разобрал каждую сцену. Он хвалил оператора, говорил, что тот очень талантливый человек. А вот что касается вас, — обратился он ко мне, покусывая усы, — вообще фразы Платонова в кино невозможны. Вы что-то переделывали там, да? Мало переделывали, надо больше. Это ведь никуда не годится, честно говоря. То есть в мой огород был брошен увесистый камень. А следующий камень был адресован Саше, которому Тарковский сказал: монтаж тоже никуда не годится — вы топором рубите. На что Саша совершенно неожиданно ответил: Андрей Арсеньевич, говорите о чем угодно, только не о монтаже. Сейчас я жалею, что тоже не сказал: Андрей Арсеньевич, говорите о чем угодно, только не о слове на экране. Думаю, у меня прав на это было не меньше, чем у Саши. Но в тот момент мне показалось, что Тарковский после Сашиных слов час немедленно выгонит вон, а вслед нам полетят металлические яуфы. Однако Тарковский посмотрел на Сокурова и сказал: да? ну ладно. До такой степени картина его проняла, что он, человек бесконечно самолюбивый, раздираемый собственными проблемами, в том числе проблемами уязвленного самолюбия — смог Саше это простить. ‹…›
Ливия Звонникова: Тарковский оценил фильм очень высоко. Он сказал, что в фильме есть вещи, которые он бы не смог смонтировать. Он решительно поддержал «Лето Марии Войновой». На защите ВГИК был представлен во всеоружии: кафедра научного коммунизма, чиновники из Госкино и так далее. Но Тарковский позвонил Юрию Озерову, с которым они были друзьями и который возглавлял комиссию по защите. Он сказал: за этот фильм ты должен поставить только «пять». Естественно, вся армада билась за то, чтобы оценка не была выше «тройки». ‹…› Лилия Маматова дала блестящую рецензию, не побоялась выступить с высокой оценкой, что в те годы было чревато дурными последствиями. Выступали студенты. Сашу поддержали режиссеры, входившие в комиссию. На своем стоял Озеров, у которого, как у председателя, было два голоса. В общем, Сокуров получил на той защите пять баллов. А чуть позже, насколько я знаю, Тарковский позвонил на «Ленфильм» с просьбой посмотреть «Одинокий голос».
Сергей Юриздицкий: Мы привезли «Одинокий голос» в Ленинград. ‹…› Мы сделали копию и показали фильм на студии. Динаре Асановой и Илье Авербаху фильм очень понравился. А редактура была в полном недоумении. Спросили Сашу: зачем вы приехали? Саша ответил, что хотел показать свой фильм. Ну так забирайте, говорят, и больше никому его не показывайте. Мы уехали в Москву. Потом Саше кто-то звонил из Ленинграда, требовал, чтобы он вернулся. Саша отказывался. Но все же мы еще раз приехали и показали «Одинокий голос» второй раз. И нас взяли на студию.
Юрий Арабов: На «Ленфильме» Саша получил поддержку в качестве дебютной постановки «Разжалованный». Но это уже другая история была.
«Одинокий голос человека». Воспоминания участников [Запись Дмитрия Савельева] // Сокуров. СПб.: Сеанс-Пресс, 1994.