Позволю и я себе сказать о встречах с Пудовкиным, не избегая и юмористических сторон. Легче постичь величие человека, напомнив, что он ходил между нами.

Где-то в начале 1930 года Пудовкин зазвал меня, приехавшего на день-два в Москву, на кинофабрику «Межрабпомфильм»: он хотел показать мне куски фильма «Очень хорошо живется», который впоследствии вышел в прокат под названием «Простой случай». Сидя вдвоем с режиссером в зале, я увидел едва ли не тысячу метров пленки и, признаюсь, несколько оторопел. В течение часа на экране возникали растения, молниеносно превращавшиеся из зерна в соцветия, плыли в воздухе, распластавшись, лошади, долго, едва ли не минуту, падала крупная капля из крана. Конечно, ничего необъяснимого во всем этом не было. Попросту «замедленные» и «убыстренные» съемки, знакомые издавна. Смутило другое. Сценарий фильма был написан Александром Ржешевским. Странный и интересный это был человек и драматург, но не о нем речь. Все мы, узнав о сценарии, схватились за его первую фразу: «Необыкновенный человек идет по необыкновенной земле». Нас интересовало, как покажет Пудовкин необыкновенную землю и необыкновенного человека. Впрочем, считали мы, Всеволод все может…

Сценарий был не совсем типичным для тех лет. Герой — командир Красной Армии, женатый на весьма милой боевой подруге, — вдруг увлекся какой-то пикантной дамой. Возникла семейная драма, расставание. Всем очень нравилось окончание сценария: «переживающий» муж и жена едут на извозчике по московской мостовой, молчат, о чем-то думают, и вдруг извозчик поворачивает к ним неизвестно почему улыбающееся лицо и говорит (надпись): «А вот и Мясницкая!»

В показанных мне кусках ни Мясницкой, ни извозчика, ни мужа, ни жены, ни — увы! — пикантной дамочки не было. Вообще никаких человеческих лиц. Только взрывающиеся розы и томительно падающие капли. Пудовкин жадно следил за тем, как я принимаю материал, и, когда возник свет, заявил экспансивно: «Правда ведь изумительно!»

Я в ответ стал что-то мямлить, очевидно, с трудом скрывая свою оторопь. И тут создатель «Потомка Чингисхана» рассвирепел. Он не то чтобы ходил по маленькому залу, он стремительно бегал от стенки к стенке, истошно вопил: «Как же ты этого не понимаешь? Это же божественно! И ты еще смеешь утверждать, что ставил „Шинель“ и „Новый Вавилон“? Ты просто отъявленный ретроград, тупица. Не хочу быть с тобой знакомым. Пошли в „Метрополь“ обедать, я тебе объясню все твое невежество».

Трауберг Л. Он достоин любви и памяти… // Пудовкин в воспоминаниях современников. М.: Искусство, 1989.