То, что мнилось драмой, обернулось разудалой, за гранью фола комедией: Балабанов сам себе и Скорсезе, и Тарантино. Если, скажем, первую сцену «Брата» можно рассматривать как цитату из «Полетов во сне и наяву», то «Жмурки» подмигивают изумленному зрителю цитатами, которых от уральского славянофила ждешь как-то в последнюю очередь. В 2005-м страшно даже произнести: гангстеры по дороге на задание обсуждают продукцию «Макдональдса». Выдержав десятилетнюю паузу, российский кинематограф нехотя признал, что кровь на экране ничем не отличается от клюквенного сока. ‹…›

Отчего же все это так не смешно? Точнее, не так смешно, как могло бы быть? Еще точнее — смешно только на некоторых репликах Дмитрия Дюжева? Дело, наверное, в авторском подходе. Там, где Тарантино — все равно поэт, Балабанов — все равно циник, и это слишком заметно. Фильм удается лишь тогда, когда он немножко про большее, чем изначально планировалось. «Жмурки» — абсолютно конгениальны себе; в принципе, писать рецензию на эту картину можно, внимательно рассмотрев постер. Рассказывать про трэш на языке трэша — это как-то слишком просто, слишком очевидно. Свести эпоху к малиновому пиджаку, переполненному моргу и чемодану с героином — несолидно для автора «Брата». Не говоря уже, например, о финале, где налетчики стали депутатами: ход, достойный передачи «Городок».

Зельвенский С. Где я не буду никогда // Сеанс. 2006. № 27–28.