Россия 1990-х, средняя полоса. По гнутым улицам носятся незаконопослушные люди в черном (Дюжев и младший Панин) и решают, кому сегодня не жить. По ходу они сравнивают калорийность бигмака с пирожком (странно, что не звучит любимое балабановское словцо «беляшики»), забрызгивают холодильник тремя слоями лоховской крови и, оттопырив челюсть салазкой, всячески убеждают: «И я тоже Тарантино». Однако там, где у Тарантино и Родригеса вспугнутыми голубями летят гильзы, описывают замысловатые параболы продырявленные в сито тела и где заскучавшей без грязи Америке поют смачный шансон, тайный моралист Балабанов ставит русскому беспределу безжалостный «банан».

Начать с тачки-ракеты, воспетой народными фильмами «Бумер» и «Бригада». Коцаный, битый, бугристый рыдван со сковырнутыми на русский манер лейбаками раз в пять минут паркуется по-ришаровски: клыками в «жигуль», кормой в водокачку. Мутные его пассажиры настойчиво воскрешают в памяти девочку, писавшую «дебил» через «ы». Замочив два десятка себе подобных, они не произносят ни единой ходячей фразы, кроме коронной: «Все какие-то глупые тут. Место, видимо, такое». Боссы преступного мира носят малиновые клифты и гайки на волосатых растопырках, шутить над которыми уже западло даже у Маслякова, — причем самого козырного (разумеется, Михалков) зовут Сергей Михалыч, как продюсера Сельянова. ‹…›

Все же делать увлекательное кино про одноклеточных в мире удавалось одному Гайдаю, да и то реже, чем принято считать. Впрочем, уже на 30-й минуте возникает особый эффект: стихия кроличьих зубов, слова «гы» и стрижек в скобочку захватывает нестойких и вызывает стыдный смех, за который неудобно перед пацанами.

Фильм венчает песня про «цвета фламинго плывут облака». 17 лет, отделяющие нас от ее первоисполнения в «Ассе», напитали гимн доброй надежды ностальгией по растаявшим миражам, а манеру Балабанова — тем пленительным бесстыдством, которым берут публику за живое все успешные славянофилы от Михалкова до группы «Любэ».

Горелов Д. Жмурки // Афиша (М.). 2005. 17 мая.