Таймлайн
Выберите год или временной промежуток, чтобы посмотреть все материалы этого периода
1912
1913
1914
1915
1916
1917
1918
1919
1920
1921
1922
1923
1924
1925
1926
1927
1928
1929
1930
1931
1932
1933
1934
1935
1936
1937
1938
1939
1940
1941
1942
1943
1944
1945
1946
1947
1948
1949
1950
1951
1952
1953
1954
1955
1956
1957
1958
1959
1960
1961
1962
1963
1964
1965
1966
1967
1968
1969
1970
1971
1972
1973
1974
1975
1976
1977
1978
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985
1986
1987
1988
1989
1990
1991
1992
1993
1994
1995
1996
1997
1998
1999
2000
2001
2002
2003
2004
2005
2006
2007
2008
2009
2010
2011
2012
2013
2014
2015
2016
2017
2018
2019
2020
2021
2022
2023
2024
2025
Таймлайн
19122025
0 материалов
Поделиться
Девять кирпичиков
Олег Борисов о принципах работы над ролью

1993 год
‹…› май — июль
Девять кирпичиков, или «Маленькая иммуносистема»

Хочу систематизировать некоторые свои принципы работы над ролью. Нет, это не система, скорее — антисистема, а еще скорее — иммуносистема. ‹…›

Эти свои наблюдения могу сравнить с кирпичиками, а себя — с вольным каменщиком. ‹…› независимым от партнеров, режиссеров — если это требовалось. Такой профессиональный иммунитет нужно было выработать. Это я понял, когда мне было 35.

Что касается кирпичиков, то я решил так: использую принцип конструктора. Для одной роли — одни кирпичики, для другой — другие. Схемы меняются. Роли не должны быть похожи. Никаких амплуа. ‹…›

Первый кирпичик: читать, готовиться к роли

Как можно больше узнать об авторе, об эпохе. Ясно, когда играешь Павла I, все материалы не охватить. У меня собрана большая библиотека о Достоевском, о Пушкине. Это необходимо.

Когда играешь современный тип, тоже находится что-нибудь любопытное. Даже в том случае, если у тебя хороший режиссер и у него — хорошая концепция, все равно не помешает что-нибудь и от себя. Вот случай с «Парадом планет».

У нас с Вадимом еще с первой картины взаимопонимание, доверие друг к другу. У него фильм готов в голове еще до начала съемок. Вроде все ясно про моего Костина и... пока не ясно. Не чувствую нутром. Обозначаю для себя круг тем: мужское братство, астрономия, молчание моего героя, какой-то обет молчания. Стоп. Я где-то об этом читал. Вспоминаю: в сценарии по «Волшебной горе», который мне привезли из Ленинграда. Там был такой персонаж — Сеттембрини, он размышлял о масонстве. Мне предлагали роль Пеперкорпа, но меня почему-то тянуло к Сеттембрини... Так я вышел на ту литературу, которая помогла «подпитать» моего Костина. Вадим об этом не знал, это была моя «кухня», только и всего. ‹…›

Из всего этого — один вывод. Актер должен быть готов к роли, чтобы не ждать от режиссера экскурсов в историю. А готов он может быть только, если он — профессионал. ‹…›

Еще о чтении. Совсем не обязательно читать взахлеб, все «проглатывая». Важно, чтобы что-то в голове откладывалось. «Бесов» читал дважды подряд. Первый раз быстро, от начала до конца. А второй раз — по две-три страницы в день, даже по одной фразе. ‹…›

Второй кирпичик: монолог ипохондрика

Для начала нужно вспомнить определение ипохондрии (по Далю). Это — «низшая ступень меланхолии, расположение к задумчивости, к мрачным мыслям, хандра».

Вспомните свое состояние, когда у вас поднялась температура. Это еще не состояние бреда, но мысли уже трудно связывать, для этого требуются усилия, появляется раздражение на окружающих. Это всем знакомо.
Начинайте читать свой текст словно разговариваешь сам с собой именно в таком состоянии. Вам мешают реплики партнеров? — не обращайте на них внимания, пропускайте, как будто у вас монолог или моноспектакль. Получается странно, нелогично. Ваша задача оправдать, преодолеть эту странность. ‹…›

Мой метод — это лишь упражнение, технический прием, но я знаю:
1) техника — это весь человек;
2) если такой «ипохондрический монолог» во время репетиций получится, то потом получится и роль.

Многие могут возразить: такой метод вреден для создания ансамбля, помешает слушать партнера, чувствовать его локоть. Тогда вспомните, что мешает плохому танцору.

Третий кирпичик: без знаков препинания

В «Кроткой» я сумел стать чистым листом бумаги. До этого, в спектаклях Товстоногова, я чаще всего был оберточной бумагой — потому что ГА был гениальным «упаковщиком». (Так его называли в «Современнике».)

Для Додина было важно, чтобы я стал как ученик, как первоклассник. При первой встрече, только прочитав инсценировку, я сказал ему: «Не знаю, как это играть, считайте, что я ничего не знаю, иду в ваши руки». ‹…›

Все начинается с текста.

В «Трех мешках сорной пшеницы» мне впервые захотелось не отвлекаться на запятые, двоеточия, захотелось очистить от них текст (чистый лист!). Пусть появятся первые признаки жизни, начнет прощупываться пульс — тогда можно нанести первые штрихи. Осторожно, карандашиком.

Запятые, многоточие — это дыхание, сбивчивое, еще неопределенное. Вопросительные, восклицательные знаки — это смысловые акценты, первые выплески энергии. Впрочем, уверенность в этих акцентах приходит только на последних репетициях: тут даже деталь в костюме, первые зрители — все имеет значение.

Четвертый кирпичик: отказаться от ярлыков

Отказаться отделения на красных и белых, положительных и отрицательных. Дели в жизни, сколько влезет, а на сцене — ты защитник.

Кто такой Гарин? Злодей? Ничуть. Ученый, добивающийся власти над миром с помощью своего, законного оружия. Во имя... Предположим, чего-нибудь светлого. Награбит золота, успокоится, счастливо заживет с Зоей.

Пятый кирпичик: мозаика из поступков

‹…› Простая схема. Сначала выстраивается ряд из совершенных поступков, потом отбираются главные. Создается мозаика — никаких «ниточек», сквозного действия, ожидаемых переходов. Их потом должен досочинить зритель. (Это в идеале!) Пусть в характере человека все будет неожиданно: неожиданность — самое дорогое в искусстве качество. ‹…›

Шестой кирпичик: воздействие идеей

Что же вместо сквозного действия? Разве не правильно, что оно «соединяет воедино, пронизывает, точно нить разрозненные бусы, все элементы и направляет к общей сверхзадаче?» Правильно. Но сегодня конец XX века. С того времени, как они посидели в «Славянском базаре»[1], прошла вечность — был и «режиссерский», был и «бедный», был и «эпический» театр. На любой вкус. А главное, появилось кино, и «система» КС — казалось бы, безусловная — стала... не забываться... стала видоизменяться.

Обогащаться вместе со временем. ‹…›

В одном фильме я четко, как мне кажется, выстраивал роль. Дотошно. Но после монтажа финал стал началом. Получилось, что я в начале сыграл кульминацию. Я не иронизирую ни над кем из режиссеров (кино — это монтаж!), но нужно быть готовым, что и у большого мастера вдруг родится такая «склейка», которая перевернет всю роль. ‹…›

Впервые я «изменил» «системе», которая меня вырастила, в «Трех мешках», в БДТ Она показалась мне тесной. Роль фронтовика, инвалида требовала ненормального, высшего напряжения сил. Уже к первому антракту я сгорал. А впереди была самая главная сцена — столкновение с властью, с бюрократом Божеумовым. Нужно было передать в зал энергию в миллион — нет, больше — вольт. ‹…› И, решил испробовать то, о чем уже исподволь думал, — рваный ритм. Одну сцену сыграл «на сбросе» (как раз ту, которая осталась на телевидении; даже в книге обо мне отметили, что я в ней поразительно похож на себя!), в другой как будто отсутствовал, наблюдал... От этого финальная сцена выросла больше. ‹…›

Что же все-таки соединяет эти разрозненные теперь куски? Если сквозное действие нарушается, значит сквозными остаются мысль, идея. Но можно ли идею играть? Все замахают руками: конечно, нельзя! Играть вообще нужно всего поменьше. ‹…› Но можно идеей воздействовать, таранить зал. В результате она должна дойти до зрителя, уложиться в сознании, а как ты будешь это делать — вопрос твоей техники.

В кино есть глазок камеры. В зале — один человек, не важно, знакомый твой или нет. Определи его для себя и для него играй спектакль. Поначалу ему станет неуютно — ты это даже ощутишь, как он будет ерзать, морщиться. Они не хотят принимать дополнительной информации, они пришли отдыхать, с комфортом. Это понятно... Если его долго не удается обратить в свою веру, попробуй... усыпить, снять напряжение. ‹…›

С идеей, которой нужно воздействовать, не все так просто. Если она лишь в том, чтобы воспеть любовь, добродетели и никакой изюминки в ней нет — то ее в зале никто не заметит. Надо, чтобы ею заинтересовались, захотели разжевать. ‹…›

Седьмой кирпичик: без пошлости

‹…› Все-таки надо бы разобраться с тем, что такое пошлость. ‹…›

Очень интересное определение нахожу у Набокова: «Пошлость — это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность». Это уже близко к нашей профессии — оригинал от подделки отличить можно! Раневская бы молниеносно отличила...

Посмотрите на Николсона, Депардье, как они играют комедию, и будет понятно, что такое оригинал. Они играют пошлость точно также, как и не-пошлость. Если характерность — то только намек; если голый зад — то как в сказке про голого короля — в королевской мантии. ‹…›

Конечно, все определяет режиссер — и уровень правды, и стиль, и, к сожалению, жанр. Я не люблю это слово. В нем есть что-то от эстрады. Самая большая наша «звезда» в мини-юбке — это жанр... Пиаф выше любого жанра и даже эпохи, потому что ни в одной ее песне не было пошлости. Жанр — это узкие рамки, заданность и в результате — упрощение. Упрощение есть даже в греческой трагедии, если она так и останется — на котурнах. ‹…›

Восьмой кирпичик: минимально грима

Легко сказать!.. Когда я был принят в Театр имени Леси Украинки, то одной из первых ролей был Конь во «Врагах». Мальчишка должен был сыграть старика — отставного солдата. Грим придумывал сам. ‹…›

В Мелехове я добавлял к носу горбинку и завивал чуб, правда, получился он не такой кудлатый, как у Петра Глебова. К горбинке долго не мог привыкнуть — хотелось ее отпилить. Казалось, она «перегораживает» полсцены. ‹…›

Более всего о своих «изъянах» приходилось думать в кино. Как говорил Жевакин в «Женитьбе», когда одеваешь черный фрак, лицо становится белее.

Версилов! Вот камень преткновения! Софья Андреевна «полюбила фасон его платья, парижский пробор волос, полюбила нечто никогда не виданное и нечто никогда неслыханное (а он был очень красив собою)». Я понимал, что фасон платья, парижский пробор — это более или менее поправимо. А вот как быть с «нечто никогда не виданным и не слыханным» — не знал ни я, ни режиссер Евгений Иванович Ташков. Вот он и метался между Басилашвили и мной. Потом я провел много времени в гримерных «Мосфильма»: клеил, отклеивал... ‹…›

После Версилова я старался работать без грима. Кому я неугоден такой, как есть, кому не нравится моя «петушья нога», тот не полюбит меня оттого, что я напялю парик. Да и можно ли быть любимым всеми? Сомнительно. ‹…›

Девятый кирпичик: осторожно — обольщения!

На первый взгляд этот кирпичик к профессии отношения не имеет. Но зато, как говорил все тот же Жевакин, «это уже касается насчет личности». Если, конечно, таковая в наличии. На пути у этой личности обольщений, соблазнов предостаточно. И вот самое неприятное: актеры любят режиссировать. Хлебом не корми. Никто не хочет посмотреть на себя со стороны — на режиссуре обжигаются, но снова — за режиссуру! Как дурман ‹…›

Один раз на режиссуре «обжегся» и я. Результат был действительно мизерный — фильму «Стежки-дорожки», где я еще играл и главную роль, Украина присудила четвертую категорию. Ниже уже не бывает. Москва положение исправила: в результате вышла третья.

‹…› когда увидел «Стежки-дорожки» в окончательном виде, то для себя решил: больше притязаний на режиссуру не будет! ‹…›

Борисов О. Без знаков препинания: Дневник 1974-1994. М.: Актер. Режиссер. Театр, 1999.

Примечания

  1. ^ Имеется в виду встреча К С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в ресторане «Славянский базар», решившая судьбу возникновения МХТ.
Поделиться

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google Chrome Firefox Opera