Подобно Дикому, столь же выразителен и колоритен в исполнении Тарханова помещик Антон Пафнутьич Спицын в фильме «Дубровский» (реж. А. Ивановский, 1936). Короткий проходной эпизод Тарханов обратил в тонко отшлифованный драгоценный камень, блеск которого обязан не просто умению шлифовать грани, а, как писал Гоголь Щепкину, умению почувствовать существо дела. По сравнению с Диким Спицын иной образ. Дикой суров и властолюбив. Спицын подозрителен и труслив. Один идет напролом, разрушая на пути все препятствия; другой обходит стороной все, что может помешать ему жить «свинья свиньей» и обирать своих мужиков ‹…› главная черта характера Спицына, хранившего, как известно, деньги при себе в кожаной суме на груди под рубашкой. «Сею только предосторожностию успокаивал он свою недоверчивость ко всем и вечную боязнь» ‹…› кроме недоверчивости и боязни, Спицын на экране любопытен и чревоугодлив. Вот, например, сцена встречи Дубровского с медведем. Среди гостей, наблюдающих за тем, как ведет cебя француз Дефорж, находится и Спицын. Из наблюдателей он самый внимательный и жадный. Просунув голову между прутьями, Спицын смотрит на то, что происходит в клетке, бессмысленным и тупым взглядом человека, для которого подобная сцена единственное развлечение в однообразной жизни. Раздается выстрел, медведь падает мертвым. Лицо Спицына вздрагивает, а потом опять принимает обычное тупое выражение.

Лучшим эпизодом в роли Спицына является его сцена с Дубровским — Дефоржем. Эпизод сделан без отступлений от Пушкина, передавая адекватно содержание и стиль произведения. Может быть, этого нельзя сказать про Ливанова в роли Дубровского. Но что Тарханов проникает в данном эпизоде в самую сердцевину пушкинского искусства,- это несомненно. Эпизод начинается сценой разговора Спицы на с Дефоржем в саду «Же ве, муа ше ву куше,- говорит он, запыхавшись,- понимаешь ли?» И чтобы сделать более понятной просьбу, Тарханов умиленно и вопрошающе склоняет голову к ладони руки, изображая спящего. Как характерен Спицын в этом нелепом жесте и как много говорит это комическое движение о герое, его характере, его эмоциях. Можно сказать без преувеличения, что по нему можно определить всю трусливую породу этого невежественного человека. В комнате у француза Спицын лежит в постели в белом колпаке с кисточкой; из-под колпака выбиваются неровные волосы (прическа Спицына Тарханова начесанные на лоб волосы усугубляет выражение тупости); на этот раз на лице написано довольство, все оно расплывается в хитрую улыбку. Но вот француз тушит свечу И спокойствие немедленно покидает Спицына. Густым, срывающимся шопотом он взывает к Дефоржу — «Пуркуа ву туше? Я не могу дормир в потемках. Мусью, мусью, же ве авек, ву парле». Но француз не отвечает, и в конце концов трусливый помещик засыпает. Среди ночи Дубровский вынимает у Спицына деньги и, когда последний пробует протестовать («Кесь ке се… кесь ке се?»), бросает ему в ответ- «Я Дубровский». Фильм А. Ивановского, как и повесть А. Пушкина, не показывает реакции Спицына на эти слова: она и без того ясна. Закончить главу в литературном произведении таким обрывом вполне закономерно. Сделать это в фильме гораздо труднее, потому что фильм говорит со зрителем языком изображениями пропустить в картине столь важный пункт, как изображение чувств Спицына в момент ограбления можно только в том случае, если актер перед этим охарактеризовал героя настолько последовательно, так правдиво вскрыл его натуру, поведение, мысли и желания, что после этого можно свободно предоставить зрителя самому себе в дорисовке сюжета.

Иезуитов Н. Актеры МХАТ в кино. М.: Госкиноиздат, 1938.