Ленинградская кинематографическая школа — одна из очень значимых составляющих культуры Ленинграда 20-х—80-х годов ХХ века и отечественного кинематографа в целом. Особое место в ее истории занимает десятилетие, которое можно назвать Золотым веком довоенного «Ленфильма». В конце 1924 года вышла на экран короткометражка «Похождения Октябрины» — первый фильм Киномастерской ФЭКС во главе с Г. М. Козинцевым и Л. З. Траубергом, 25 мая они взялись за уже полнометражный фильм «Чертово колесо». Он еще не вышел на экраны, когда начались съемки их первого шедевра — «Шинели». В конце 1934 года вышел на экраны «Чапаев» братьев Васильевых и были завершены постановки «Юности Максима» Козинцева и Трауберга и «Крестьян» Ф. М. Эрмлера. За эти три фильма киностудия «Ленфильм» получила на I МКФ в Москве главный приз, что можно считать официальным итогом Золотого века. Преобладание фильмов Козинцева и Трауберга среди тех, что открывали и замыкали десятилетие, не случайно, ибо именно их творческий коллектив сыграл наибольшую роль в создании и развитии ленинградской школы. Не меньшую роль сыграл сам город, ставший Ленинградом в январе 1924 года — как раз тогда, когда фэксы ушли из театра в кино.
Содружество Козинцева и Трауберга было во многом парадоксальным. Прежде всего, это был дуэт абсолютно разных людей, которые так и не стали друзьями, хотя работали вместе на протяжении 25 лет. Оба они, так много сделавшие для появления именно петербургского кино, оказались в Петрограде в самом начале 20-х годов. Приехавший из Киева Козинцев довольно скоро стал истинным петербуржцем; Трауберг, многие годы прожив в Петрограде-Ленинграде, петербуржцем так и не стал—может быть потому, что Одесса повлияла на формирование его личности больше, чем Киев на Козинцева. И размышляя о том, чье творчество было определяющим для Золотого века «Ленфильма», и о том, как Петербург, петербургская культура повлияли на расцвет ленинградской школы, прежде всего нужно вспомнить именно Козинцева. <...>
Он начал работать в студии руководимого К. А. Марджановым Театра Комической оперы, и круг его новых знакомых быстро пополнился людьми театральными. В числе их были Н. Н. Евреинов, С. Э. Радлов, Н. В. Петров, К. М. Миклашевский, М. А. Кузмин. Встреча в студии Комической оперы с Траубергом выявила общие интересы, а дух времени <...> привел к провозглашенному в декабре 1921 года Манифесту эксцентрического театра, а затем и к самой Фабрике эксцентрического актера (ФЭКС). <...> Поставив за два с половиной года четыре спектакля по собственным пьесам, Козинцев и Трауберг пришли со своей мастерской в кино.
<...> «Чертово колесо» и «Шинель» во многом определили особенности ленинградской школы — и в первую очередь ее Золотого века. Линию «Чертова колеса», линию порой романтического, порой лирического или комического показа реальной, достаточно знакомой зрителю жизни продолжили «Братишка», «Одна» и «Юность Максима» Козинцева и Трауберга, «Катька—бумажный ранет» Иогансона и Эрмлера, «Парижский сапожник» Эрмлера, «Девушка с далекой реки» и «Мой сын» Е. В. Червякова, «Чапаев»; линию «Шинели», линию более экспрессивного показа главным образом событий прошлого — «С.В.Д.» и «Новый Вавилон» Козинцева и Трауберга, «Золотой клюв» Червякова, «Транспорт огня» А. Г. Иванова, «Каин и Артем» П. П. Петрова-Бытова, «Гроза» В. М. Петрова. Разделения в искусстве чрезвычайно условны, ни в одном фильме эти линии не представлены в чистом виде, элементы обеих в большей или меньшей степени можно найти и в перечисленных фильмах<...>.
Яркий, но очень короткий в масштабах большой истории Золотой век ленинградского кино был искусственно прерван усиливавшимся с 1932 года идеологическим прессом, который из-за продолжительных сроков производства фильмов начал особенно заметно проявляться в кино после 1934 года. Свидетельством этого стала и трилогия о Максиме. <...>
Ведущим в этот период был коллектив, выросший из ФЭКСа, а лидером его (и в какой-то степени лидером всего ленинградского кино) был Козинцев. Заложенная еще в Киеве подлинно высокая культура, ошеломление, потрясение от великого города, в котором «осталась только память», некоторые особенности его личности стали хорошей почвой для того, чтобы Козинцев стал петербуржцем, стал в один ряд с Н. П. Акимовым, Н. И. Альтманом, А. А. Ахматовой, М. М. Зощенко, Е. А. Мравинским, А. Н. Москвиным, А. И. Пиотровским, Н. Н. Пуниным, А. И. Райкиным, Ю. Н. Тыняновым, Г. С. Улановой, Н. К. Черкасовым, Е. Л. Шварцем, Д. Д. Шостаковичем, Б. М. Эйхенбаумом... Список можно продолжить, здесь перечислены лишь близкие друзья или хорошие знакомые Козинцева, люди, с большинством из которых он практически работал. <...>
Козинцев, несмотря на молодость (когда он взялся за «Чертово колесо», ему было чуть больше двадцати лет), стал во главе ленинградской кинематографической школы, и лидирующее положение на «Ленфильме» сохранил до последнего своего дня <...>. Всего за год до его преждевременного ухода молодой тогда Г. А. Панфилов назвал его лучшим мастером студии <...> Козинцев в последние годы разрабатывал замысел «Гоголиады» <...> Он вернулся к теме Петербурга, предполагая по-новому, в цвете, показать любимый город во всей его противоречивости <...> К сожалению, мы не увидели и не увидим новый козинцевский Петербург — город, сыгравший такую роль в жизни самого Козинцева, определивший особенности петербургско-ленинградской кинематографической школы и ее Золотого века.
Бутовский Я. Григорий Козинцев и Золотой век довоенного «Ленфильма» // Киноведческие записки. 2004. № 70.