Один из самых закрытых, сдержанных, корректных людей в советском искусстве, Григорий Михайлович Козинцев узнаваем практически во всех своих работах ‹…› Вот уж у кого всегда была Своя Тема. Эта тема отчетливо слышна и в эксцентрических мелодрамах 20-х годов, и в соцреалистической сказке о похождениях Иванушки-дурачка, известного зрителям под именем Максим, и в экзистенциальных экранизациях Шекспира и Сервантеса. Эта тема: человек и толпа. Или — человек и власть. Оказывается, что понятия очень близки. Можно вспомнить Пушкина: «Зависеть от царя, зависеть от народа — не все ли нам равно?» ‹…› Недаром единственная метафора, которая повторяется во многих его картинах на протяжении десятилетий, — это шутовской хоровод, плящущий вокруг героя: образ этот есть и в немых фильмах («Чертово колесо», «Шинель», «С.В.Д.», «Новый Вавилон»), и в «Юности Максима», и в «Дон Кихоте», и в «Короле Лире».
Такую последовательную исповедальность трудно связать с тем обстоятельством, что начинал Козинцев как стопроцентный формалист ‹…› В счастливые и сумасшедшие двадцатые годы новому миру требовалось новое искусство, новые формы старого искусства. В первую очередь это относилось к кинематографу. Самыми яркими и талантливыми формалистами на ленинградской кинофабрике были двадцатилетние Григорий Козинцев и Леонид Трауберг, создавшие легендарный ФЭКС — Фабрику эксцентрического актера. Параллельно с эпатированием публики (знаменитый девиз из Марка Твена: «Лучше быть молодым щенком, чем старой райской птицей» и т. д.) фэксы экспериментировали с жанрами. Что есть «Чертово колесо», как не опыт создания уголовной современной мелодрамы? А «С.В.Д.» — мелодрамы романтической, костюмной? А «Шинель» — опыт перенесения литературного стиля на экран. Лишь в «Новом Вавилоне», картине о разгроме Парижской коммуны, режиссеры отчетливо сформулируют настоящее содержание фильма: краткий миг свободы и цена, которую нужно за это заплатить. И только тут поймут, что об этом и делали все свои фильмы. И тем самым излечатся от формализма раз и навсегда ‹…›
Вернее, поймет это один Козинцев, потому что это — именно его тема. Тогда и начнется постепенное их расхожение с Траубергом. ‹…› Трауберг всегда воспринимал искусство как плацдарм для экспериментов. Для Козинцева искусство постепенно становилось единственным способом выражения сокровенного. В 30-е и 40-е годы это было все сложнее и сложнее. И Козинцев принимает решение смелое и беспрецедентное: в начале 50-х он уходит из кино в театр.
Возвращение Козинцева в кинематограф состоялось только после смерти Сталина. За оставшиеся восемнадцать лет он поставил всего три фильма ‹…› Это «Дон Кихот» (не очень «прозвучавший» на родине, но признанный в Испании лучшей экранизацией Сервантеса всех времен), «Гамлет» и «Король Лир». Говорить о значении последних двух картин в жизни советской интеллигенции нет необходимости.
Любопытный факт: Козинцева, одного из немногих, миновала антисемитская кампания 1949 года по борьбе с космополитизмом. Сам Григорий Михайлович по этому поводу говорил: «Брак на производстве». Может быть. Но самое интересное, что Козинцев-то как раз и был главным космополитом в советском кино. ‹…› Он никогда не вставал ни под какие знамена. Неспроста лучшие его фотопортреты — в кабинете, на фоне книжных полок. Именно поэтому его шекспироведческие книги и статьи до сих пор переиздаются на всех языках. И поэтому его экранизации до сих пор производят на международных фестивалях и ретроспективах эффект живого, современного кино.
‹…› Фильмы фэксов с каждым годом вызывают все больший интерес, причем не только у маститых искусствоведов, но и у молодежи. Все чаще цитируют записи из рабочих тетрадей Козинцева, изданные его женой Валентиной Георгиевной в сборниках «Время и совесть» и «Черное, лихое время...». И чего уж никто не мог ожидать — время от времени возникает «мода» на самые неизвестные фильмы Козинцева, такие, например, как их последняя совместная работа с Траубергом «Простые люди»: картина, о которой сами режиссеры старались не вспоминать.
‹…› Козинцев ‹…› продолжает оставаться в центре художественной жизни. Нет, не в центре — чуть-чуть в стороне, как всегда.
Багров П. Время и совесть Григория Козинцева // Невское время. 2005.