Осенью 1910 года, ввиду появившегося за границей спроса на фильмы о России, дирекция фабрики «Эклер», где я тогда работал, предложила мне поехать в Москву для съемки двух или трех картин совместно с представителем фирмы «Эклер» в России А. А. Ханжонковым. ‹…›
Приехал я в Россию в начале августа ‹…›.
До начала работы А. А. Ханжонков решил показать мне свой павильон. Поехали мы по Брестской (ныне Западной) железной дороге до станции Кунцево и оттуда на извозчике до села Крылатское на берегу Москвы-реки. В Крылатском я увидел павильон и пришел в ужас.
На небольшом участке около проезжей дороги, окруженная небольшим забором, стояла простая крестьянская изба. В маленьком садике была сооружена съемочная площадка приблизительно в сорок квадратных метров.
Когда мы подъехали, шла съемка фильма «Маскарад» в постановке режиссера П. И. Чардынина.
На съемочной площадке была установлена декорация залa, нарисованная на холсте. Так как холст был прикреплен на брусках (фундусов тогда еще не знали), то при малейшем ветре вся декорация вздувалась, болталась и принимала довольно причудливый вид. Обстановка состояла из мебели, имеющей очень мало общего с эпохой Лермонтова. Костюмы, хотя и выдержанные в стиле эпохи, были взяты напрокат в костюмерной и сидели на актерах плохо. Для защиты декораций от солнца на проволоке, протянутой над декорациями по стропам, были развешаны занавеси, скатерти и даже простыни.
Снимал картину Сиверсен, бывший представитель «Гомон» в Москве. Из конторы по продаже картин он перешел на производство и работал у Ханжонкова в качестве оператора и заведующего лабораторией. Посредственный оператор. Сиверссн был отличным лаборантом и механиком; уже тогда он изобрел копировальный аппарат с производственной мощностью в восемь раз большей, чем копирмашины «Патэ» или «Вильямсон», установленные в других лабораториях Москвы. ‹…›
Было воскресенье. Окрестные дачники собрались на дороге около забора посмотреть на новое для них зрелище — киносъемку. От проезжающих по дороге извозчиков и телег поднимались столбы пыли; был такой шум, такая толчея и неразбериха, что я долго не мог понять, как при таких условиях можно снимать.
Главные роли в фильме «Маскарад» исполняли артист Введенского народного дома А. А. Громов и артистка театра Kopш Л. П. Варягина. Во время съемки Чардынин, стараясь заглушить шум, кричал во все горло, подавая реплики актерам. Те, в свою очередь, но весь голос повторяли слова. В результате получался невероятный кавардак.
Вдруг к нам подошел режиссер и заявил, что съемка окончена и что все обстоит благополучно. Я был потрясен и долго не мог понять, что может получиться при такой работе. Однако все меня уверяли, что фильм должен выйти очень хорошим. Когда спустя несколько дней я посмотрел «Маскарад» на экране, то убедился в том, что было мне ясно и ранее, после посещения съемки в Крылатском: технически фильм был на очень низком уровне. Меня особенно поразил большой успех, который «Маскарад» имел у публики. Только некоторое время спустя я убедился в том, что русские — большие патриоты, любят фильмы на сюжеты близких их сердцу произведений русских писателей и поэтому принимают картины своих фабрик гораздо теплее, чем заграничные, даже если последние технически и художественно сильнее.
Для моей первой работы был намечен сценарий из эпохи Екатерины II. ‹…›
Фильм был снят целиком на натуре, в парке одного из подмосковных дворцов. Я категорически отказался снимать декорации на площадке, считая, что при таких условиях невозможно добиться хотя бы мало-мальски приличных результатов.
В начале съемок у меня возникло большое затруднение: я абсолютно ничего не понимал по-русски, а режиссер Чардынин, который ставил этот фильм, по-французски знал ровно пять слов, одно из которых «соupеr» (пo-русски «резать») означало, что съемка окончена и я могу остановить аппарат.
Перед началом съемки Чардынин показывал мне руками, чтобы я начинал вертеть ручку аппарата, в этом и заключался весь наш «творческий разговор». ‹…›
Осенью 1911 гола я снимал также первую русскую психологическую драму «Крейцерова соната», заказанную фирме Ханжонкова владельцем прокатной конторы «Глобус» Л. Б. Гехтманом.
Все декорации для «Крейцеровой сонаты» снимались в том же недостроенном павильоне в Крылатском и, конечно, при дневном свете. Ставил картину П. И. Чардынин. Вся подготовка к съемке заключалась в том, что художник Б. Михин построил довольно приличные декорации с настоящими окнами и дверьми и хорошо обставил их привезенными из Москвы мебелью, роялем и коврами. Эта обстановка выгодно отличалась от прежних декораций, нарисованных на холсте, и настроение становилось лучше, верилось в успех картины.
В «Крейцеровой сонате» впервые выступил в главной роли (скрипач) И. И. Мозжухин.
Артистка театра Корш Л. П. Варягина играла главную женскую роль. На роль мужа героини был приглашен один из актеров театра Незлобива. В первый съемочный день мы прождали его часа два и, убедившись, что дальнейшее ожидание бесполезно, решили своими силами выйти из положения. Исполнять роль взялся Чардынин. Через полчаса он был уже загримирован и в том же костюме, в котором приехал на фабрику, начал сниматься. Чардынин и довел эту роль до конца.
В это время за границей Гомон и другие кинопредприниматели производили усиленные опыты по изобретению звукового кино. Несколько небольших «говорящих» картин были показаны в Москве. Некоторые актеры, в первую очередь Чардынин, не преминули откликнуться на заграничную новинку и быстро «изобрели» свое говорящее кино, которое они назвали кинодекламацией.
Мне пришлось снять несколько таких «кинодекламаций» Первым был 120-метровый фильм «Хирургия» но Чехову, заказанный Чардыниным и в его исполнении. Вторым — большая сцена из «Бориса Годунова» в исполнении трех актеров. Обе картины снимались обычным способом в соответствующей декорации и костюмах; новым было лишь то, что актеры во время съемки громко произносили полный текст диалогов. ‹…›
При демонстрации «кинодекламаций» исполнители, стоя по бокам или сзади экрана, смотрели на изображение и произносили текст, стараясь говорить «синхронно». Получалось нечто напоминающее современную тонировку, с той лишь разницей, что актеры говорили не в микрофон, а непосредственно в зрительный зал. Так как кинодекламаторы разъезжали по городам с одной и той же картиной, они довольно быстро добивались сравнительной синхронности изображения с декламацией. Вследствие этого «звуковые» картины одно время пользовались некоторым успехом, особенно в провинции. ‹…›
Форестье Л. «Великий немой». Воспоминания кинооператора. М.: Госкиноиздат, 1945.