‹…› Нельзя сказать, что «биомеханика» Мейерхольда его не увлекала,— Жаров отлично понимал ее пользу не только для пластического тренажа актера, но и для активизации актерской фантазии. Когда в роли мадам Брандахлыстовой — «колоссальной бабы лет под сорок» — Жарова «проворачивали» в мясорубке государственной машины, а в «Учителе Бубусе» заставляли много раз подряд обегать кресло «шефа», прежде чем сообщить неприятную весть, он играл все это с азартом, но вместе с тем актера не покидало чувство внутренней неудовлетворенности. «Биомеханика» уделяла большое внимание ритму актерской игры, почти музыкальной согласованности пластической и словесной выразительности роли, однако оставляла холодным актера, не будила в Жарове стремления к внутренней правде переживания. В кино, ему казалось, он мог бы осуществить себя полнее, найти ту естественность и подлинность среды, которая всегда помогала разыграться его актерской душе и фантазии.

‹…› Жаров выражал на экране русский национальный характер с шаляпинской размашистостью, яркостью и полнотой, в нем чувствовался огромный запас физических и духовных сил. Его герои взирали на жизнь широко, актер рисовал их сочно, наполнял плотью и кровью. Не было удивительно, что он быстро завоевывал симпатии зрителей, которые ждали «жаровского» героя, приносившего с собой ощущение радости жизни. За короткое время Жаров стал самым популярным актером советского экрана. Не было кинотеатра в тридцатые годы, где бы не крутили ленту с его участием. ‹…›

Гершкович А. Михаил Жаров. М.: Искусство, 1976.